Те две половинки сломанной подковы я немедленно прибрал и, связав их длинной проволокой, вручил Кураткину, намекнув о своём желании, кое-что рассказать о них с глазу на глаз, как только он позволит. Мне, знаете ли, правился этот силач. Когда я только поступил в цирк, не все были ко мне особенно добры, так обычно бывает в общинах с чужаками — это я обнаружил в своих странствиях по свету. Но Кураткин не был из тех, кто не считался со мной, отдавая свои приказы. Он обращался ко мне совсем в другой манере, всегда по-доброму и ободряюще. В ответ на мои слова он удивлённо посмотрел на меня и пригласил хоть сейчас пойти на его квартиру, где он пока собирался немного отдохнуть перед следующим представлением. И мы пошли в эту часть цирка. Но прежде я достал подкову крестьянина из кучи, в которой она оставалась. На вопрос Кураткина, зачем это делаю, я ответил, что скоро он узнает. Не здесь, где есть уши, которые могут услышать лишнее, а в более подходящем месте, где мог поделиться с ним своими подозрениями.
Добравшись до укромного места — его каморки, я выложил Кураткину всё, что было у меня на уме, сообщив и о том, что я сделал. Он по-прежнему удивлённо смотрел на меня, взяв в руки крестьянскую подкову, а пока я говорил, постукивал по пей куском сломанной подковы, которую он ранее принимал за настоящую. Она давала чистый звон — слишком чистый для обычной подковы, что служило подтверждением моих подозрений.
За этим нас застал хозяин цирка, который пришёл, чтобы поздравить Кураткина: ведь он сберёг кошелёк с деньгами, — ну и, соответственно, наградить артиста. Хозяин был воистину доволен, как вы можете легко себе представить. А Кураткин тут же рассказал ему о моём поступке, отдав разглядеть несломанную подкову.
Тот проверил подкову на звук таким же способом, как Кураткин. «Неудивительно, что ты не мог её сломать, — сказал он после такой проверки. — Это специально закалённая подкова, умело подготовленная для того, чтобы удалось легко выиграть приз. Нам с тобой на самом деле обоим повезло, что Засс оказался таким смышлёным. Ты будешь вознаграждён, сынок, Андржиевским здесь и сейчас за твоё радение делам цирка». И он вручил нам с Кураткиным по два новеньких золотых. Но силач отказался получать свою долю. «Это неправильно, — заявил он. — Только малыш Засс заслуживает награды. Посему пусть моя доля достанется ему». И я получил все четыре золотых, став, таким образом, на мой юный взгляд, очень богатым.
Время шло, и мы уехали с места, где все это случилось, перемещаясь по кругу, и снова перед нами был Оренбург. Все эти дни жизнь была однообразной. Иногда выручка была хорошей, и мы наслаждались, покупая всё, что хотелось. В другие дни дела шли не так хорошо. Последнее, должен сказать, случалось чаще.
Я теперь ближе, чем раньше, сошёлся с Кураткиным, ибо за заслугу перед цирком Андржиевского мне вышло повышение. Раньше я просто помогал ему, одетый в красивую униформу ассистента. Но теперь мне было позволено участвовать в шоу, выходя полуобнажённым, как все силачи, и исполнять небольшие номера — как свои собственные, так и вместе с ним. Мои мечты стали сбываться. Я усиленно тренировался каждый день, а великий Кураткин раскрыл мне множество секретов, все это помогало развиваться дальше. «Однажды, малыш Засс, — сказал он, — ты будешь очень знаменитым силачом, если только не бросишь это дело. Я никогда не видел такого маленького, но сильного юношу». Мой вес в то время, должен сказать, был около 10 стоунов. Возможно, здесь в Англии, это не так уж мало. Но в России — да! А по сравнению с 18 стоунами Кураткина это действительно очень, очень мало.
В положенный срок мы прибыли в Оренбург, где у нас целый день ушёл на подготовку. Хозяин предвкушал приличные сборы: большие толпы народа собирались вокруг цирковой площадки. Мы стали здесь популярными.
Меня же томило беспокойство. Те шесть месяцев с отъезда из дома, которые я должен был провести в оренбургском локомотивном депо, почти прошли, а отец пребывал в неведении, что я стал артистом бродячего цирка. Ибо, теперь я должен вам признаться, что я так и не появился в том заведении, чтобы, как это было оговорено, приступить к своим обязанностям. Отцу же я солгал, что благополучно добрался и начал работать со всей душой и напишу снова попозже. То, что я сказал о работе, было истинной правдой, хотя это не была работа в локомотивном депо. Но отец-то не должен был знать этого для его же спокойствия.
Однако выход для меня должен был появиться, какой — вы сейчас узнаете.
Глава II
На следующий день после нашего возвращения в Оренбург цирк открылся, и в него потекли толпы людей, очень довольные этим событием. Около трёх недель дела у нас шли хорошо. Затем, когда сборы стали падать, хозяин цирка решил ехать дальше, но уже в противоположном направлении.