Таким вот образом прошли четвёртые ночь и день. Но на пятую ночь мы потерпели серьёзную неудачу. Прямо перед рассветом мы вышли к широкой реке, которую, как знали, можно было перейти только по мосту, наверняка охраняемому часовыми. И, после осторожной разведки, мы обнаружили, что так оно и было. На каждой стороне моста стояло по два часовых, что делало невозможным перебраться через реку этим путём. Единственное, что представлялось вероятным сделать, это попытаться найти на реке место, где её можно перейти вброд, а это означало сделать большой крюк. Но выбора у нас не было, мы были вынуждены обходить, а когда мы, в конце концов, решились переправляться, то поняли, что недооценили и глубину, и силу течения, и это означало, что реку нужно переплывать. Само по себе это не представляло большой беды, хотя мы были обременены одеждой и тяжёлой обувью. Но окончилось всё тем, что наши небольшие, но бесценные съестные припасы совершенно испортились, и это было поистине ужасно. Мокрые и замёрзшие, голодные и уставшие, мы были в жалком состоянии.
Отчаявшись, мы прибегли к крайним мерам, чтобы добыть еды. После долгих колебаний мы решили попытаться выпросить продукты у какого-нибудь крестьянина. Конечно, велик был риск, что нас обнаружат, и шансы наши — очень малы.
Так оно и вышло! В первом доме, куда мы подошли, жила только одна древняя старуха, которая, выслушав нашу долгую горестную сказку, разглядывая с нескрываемым подозрением наш неряшливый и оборванный вид, в конце концов согласилась дать буханку хлеба. И сдержала своё слово, за что мы ей были очень благодарны. Но она тотчас же подтвердила наши худшие страхи, заявив, что уверена, — мы беглые пленные, и при первой же возможности она непременно сообщит военным властям о нашем появлении в округе.
Мы ясно представляли: с этого момента наша свобода под большой угрозой. Но вопреки всему мы не теряли надежду, и вновь скрылись в лесу. Еще раз мы провели день, не побеспокоенные никем, но ночью, отправившись вновь в путь, мы попали на глаза патрульным, которые, несомненно, разыскивали нас, и хотя мы бросились бежать от них, а, когда нас догнали, яростно дрались, превосходящие силы взяли над нами верх. И нас отдубасили до бесчувствия, а когда мы очнулись, поняли — нас везли, перекинув через круп лошади, к ближайшему военному посту. На самом деле тяжкое положение, думаю, вы согласитесь.
Глава II
После очень неудобной поездки длиной около двух миль, мы добрались до военных казарм, куда нас завели захватившие. Наши путы бесцеремонно разрезали. После этого мы предстали Для допроса перед комендантом и рассказали ему всё, что он хотел узнать. Пытаться что-то скрыть было бесполезно. Это только значило бы, что нас поставят к стенке и тут же расстреляют, впрочем, мы думали, что эта участь ждет в любом случае.
Благодаря сведениям, что мы были кавалерийскими офицерами, меня и Ашаева приставили ухаживать за лошадьми и приводить в порядок их снаряжение. Удовлетворившись нашей работой, охранники накормили нас и сказали, что наутро мы будет отправлены назад в тот лагерь, из которого сбежали. И к этим новостям они добавили несколько замечаний относительно того, что нас может ожидать но возвращении. Всё это не вселяло бодрости.
Когда наступило утро, обнаружилось, что не придется уезжать, как было заявлено, вместо этого нас снова отправили работать на конюшню. Там мы были заняты весь день, и продолжали ещё один день, а в лагерь для военнопленных нас отправили только следующим утром. Считали нас отчаянными или нет, я не знаю, но конвой, забиравший нас, состоял из шести солдат. Конечно, мы не делали дальнейших попыток сбежать, так как никакой возможности для этого нам не дали. И в своё время, после путешествия на поезде, длившегося чуть меньше трех часов, мы вернулись на место, откуда отправились всего лишь неделю назад.
Оказавшись там, мы попали в руки коменданта, который отправил нас в камеры, совершенно уверенных в том, что нас расстреляют в течение часа. Поэтому представьте наше удивление от того, что в тот день больше ничего не случилось. Утром, однако, мы предстали перед военным судом и очень легко отделались: нас приговорили к тридцатидневному одиночному заключению на хлебе и воде.
Но самым примечательным во всем этом моём первом побеге оказалось, должен сказать, то, во что вы, думаю, с трудом поверите. Однако это совершенная правда. Мы узнали позднее, что, покуда нас не доставили назад к месту заключения, моё отсутствие не было замечено, только подозревали в побеге другого пленного. Могу сказать, что в том лагере содержалось более 40 000 пленных. Так что моё незамеченное отсутствие было не так уж удивительным, в конце концов.
По окончании нашего одиночного заключения нас снова вернули к прежним обязанностям, но перевели в другую часть лагеря, в то место, из которого было практически невозможно вырваться. Там мы оставались несколько месяцев. Затем постоянная мобилизация людей разных классов привела Австрию к нехватке мужчин.