Всё это время, в первое лето, проведённое вдали от дома, я часто мыслями возвращался в цирк и его чудесную жизнь. Пытался исполнять трюки наездников, какие видел в тот незабываемый вечер, и очень неплохо преуспел после многих падений. Я стал совершенно свободно чувствовать себя на лошадиной спине, так, как другие на земле. Также постоянно забавлялся борьбой с самой большой своей собакой. Любовь к атлетическим занятиям не оставляла меня, и я тренировался в лазанье на очень высокие деревья, что в первую очередь, думал я. укрепляло мои руки и ноги. С макушек деревьев было видно, куда могло забрести любое из моих животных, а такое случалось очень часто. Тогда я либо спускался и скаты галопом за ними, либо посылал своих собак, чтобы пригнать их обратно.
Это была одна из вещей, которым я довольно легко научил их, так же. как и нападать разом на любого дикого зверя, который представлял опасность для стада. Им много раз приходилось делать это, иногда с риском для жизни. И тогда мне нужно было застрелить их врагов из винтовки, и, будучи хорошим стрелком, я никогда не промахивался. Сколько же медведей уложил таким образом!
Вскоре, однако, начиналась зима, и я гадал, что мне делать. Ибо в южной России, вы должны знать, мы не ходим в школу круглый год, а только в зимние месяцы, начиная с 15 ноября и заканчивая занятия 15 апреля. Но мне недолго пришлось теряться в догадках: вскоре для меня пришло указание от отца возвращаться в Саранск, чтобы там продолжить учиться. Письмо отца было очень дружелюбным, так как ему докладывали о моем хорошем поведении. А всем, кто работал в имении, было искренне жаль со мной расставаться. Итак, я вновь возвращался домой, радуясь этому, как никогда. Вы легко поймете, почему я испытывал такие чувства. Было действительно очень приятно снова быть с моей семьёй: ведь отец совсем простил меня.
Глава III
Когда я был мальчишкой, в российских школах обучали детей не только тем вещам, которые изучают их сверстники в других странах. Подрастая, они получают техническое образование в ремёслах, которыми собираются заниматься после окончания школы, а это происходит, когда им исполняется восемнадцать лет. В большинстве случаев, должен сказать, всё решают родители, именно так было и со мной, поскольку не кто иной, как отец, выбрал для меня работу машиниста.
После возвращения у меня хватило смелости сказать, что мне эта работа никогда не будет нравиться. Отец оставался при своем мнении и, естественно, приходилось следовать его пожеланию. По я не мог заставить себя изображать какой-то интерес к этой работе, и потому не очень успешно занимался в подготовительном классе, что очень огорчало отца. Он, однако, не бил меня за это, просто ворчал без конца. На что я однажды сказал, что никогда не смогу учиться лучше, чем теперь, потому как сердце мое не лежит к занятиям. На что отец очень серьёзно спросил, а что же я на самом деле хочу. Не задумываясь, я выпалил, что хочу быть цирковым артистом.
Сначала отец был разгневан! Но немного погодя успокоился и рассказал о всей безрассудности такого поступка. «Если ты пойдёшь туда, — сказал он, — то будешь всю жизнь жалеть об этом. Это очень тяжело, и только очень немногие добиваются успеха и хорошо зарабатывают. Больше тех, кто голодает и мёрзнет, чем тех, кто сыт и в тепле. Обрати внимание, сын, на мои слова, ибо это просто здравый смысл. Не думай больше о цирке».
Хотя я знал, что отец мой очень серьёзен, но слушал его только ушами, а не сердцем, как он просил. Я был убеждён, что даже если он сам верит в то, что говорит, все его суждение не может быть абсолютной истиной. Разве не видел я собственными глазами великолепие цирка, роскошную жизнь его артистов? Конечно, отец не всё рассмотрел внимательно! Откуда мне было знать, что взору взрослого видно больше, чем глазам юнца?
Итак, коль скоро отец не давал согласия на мою цирковую карьеру я продолжил занятия механикой, хотя и без какого-либо большего успеха, чем прежде. Очень старался заинтересовать себя тем, чему меня учили, но, увы, все было без пользы. Мои однокашники удостаивались больших похвал и большего одобрения мастеров, чем я. Но я всегда пытался быть усердным, хотя бы из желания порадовать отца. Цирковая жизнь, казалось, была не для меня.
Зима прошла, и вновь настало лето. Но в этот сезон меня не послали пасти лошадей, верблюдов и коров. Вместо этого отец приставил меня к прежним обязанностям, что очень порадовало. Позднее мне поручили ещё более важное дело, которому я отдал все силы. Что угодно отвлекало меня от ненавистного изучения локомотивов.