Удивительныя приключенія Ноно

Было около полуночи, когда они пришли на площадь, гдѣ ихъ ждалъ Непокорный. Была чудная лунная ночь. Правда, это немного смущало нашихъ заговорщиковъ, но зато это позволяло Гансу, взобравшись на дерево, различить оконце камеры Ноно и указать это оконце ласточкѣ. Онъ привязалъ ей на шею записочку и далъ въ клювъ напильникъ, и ласточка полетѣла къ окну. Но оконце было закрыто. Нужно было какъ-нибудь привлечь вниманіе Ноно, заставить его открыть оконце. Гансу и Мабъ пришла счастливая мысль сыграть что-нибудь изъ его любимыхъ мотивовъ.

Изъ предосторожности они взяли съ собой свои инструменты и по дорогѣ не разъ останавливались, чтобъ поиграть. Настроивъ инструменты, они заиграли ихъ любимую пѣсню:

Солнце закатилось,
Ночь настала;
Птица притаилась,
Пѣть устала.
Все въ лѣсу замолкло,
Грустно стало;
Я одинъ печальный,
Спать не лягу.

При первыхъ же нотахъ Ноно, заснувшій съ мыслью о всѣхъ тѣхъ, кого онъ любилъ, вскочилъ на ноги. Задыхаясь, радостный, слушалъ онъ знакомые голоса. Ему казалось, что стоитъ открыть оконце, и онъ увидитъ своихъ друзей. И онъ, несмотря на висѣвшую на немъ цѣпь, мѣшавшую ему, началъ карабкаться на стѣну, стараясь поднять задвижку окна. Но въ это время голоса замолкли, и Ноно показалось, что все это приснилось ему во снѣ. Отчаяніе прокралось ему въ душу.

Съ тоской приложилъ онъ руку къ своему сердцу и напрягалъ слухъ въ надеждѣ услышать еще…

И, дѣйствительно, черезъ нѣсколько минутъ голоса пѣвцовъ начали снова еще тише, но отчетливо:

Безъ тѣни сожаленья,
Мой ложный другъ,
Презрѣвъ мои моленья,
Исчезнулъ вдругъ.
Но онъ насъ помнитъ,
Я вѣрю въ то;
Онъ насъ увидитъ,
Взглянувъ въ окно.

Когда пѣвцы замолкли, глаза узника были полны слезами; онъ теперь навѣрное зналъ, что его друзья были недалеко отъ него. Онъ сдѣлалъ послѣднее усиліе, добрался до оконца и открылъ закрывавшую его раму. Въ камеру влетѣла ласточка. Она бросила ему на колѣни пакетикъ, который держала въ клювѣ. Это былъ напильникъ, обернутый письмомъ, въ которомъ Гансъ писалъ ему, что надо распилить всѣ оковы и внимательно слѣдить за тѣмъ, что будетъ происходить вокругъ него, особенно подъ землей, прислушаться и при первыхъ звукахъ приподнять при помощи напильника плиту, подъ которой онъ услышитъ стукъ; не бояться ничего и смѣло войти въ подземный ходъ, который откроется передъ нимъ.

Напильникъ бралъ такъ хорошо, что Ноно легко освободился отъ своихъ цѣпей.

Ждать Ноно пришлось не болѣе получаса, но это время показалось ему вѣчностью. Но вотъ подъ землей послышались легкіе удары. Ноно быстро приподнялъ плиту и увидалъ передъ собой темную лазейку, достаточно широкую, чтобы пролѣзть въ нее. Нѣсколько мгновеній спустя онъ былъ въ объятіяхъ своихъ друзей и смѣялся и плакалъ вмѣстѣ съ ними.

— Тише, тише! — остановилъ ихъ Непокорный. — Вы все погубите. Надо спасаться, пока побѣгъ не замѣченъ.

Гансъ вынулъ изъ кармана оболочку воздушнаго шара, данную ему гусеницами, развернулъ ее, и легкій шаръ тотчасъ началъ быстро надуваться, легкая, необычайно прочная корзина висѣла подъ шаромъ. Дѣти сѣли въ нее. Непокорный послѣдовалъ за ними, подсадивъ сначала крота и Пенмокъ. У ласточки были ея крылья. И шаръ взвился на воздухъ.

Волненія послѣднихъ минуть и жизнь въ тюрьмѣ такъ обезсилили Ноно, что какъ только онъ очутился внѣ опасности, онъ тотчасъ лишился чувствъ. Ему казалось, что стѣнки шара уходятъ изъ-подъ его ногъ и что онъ летитъ куда-то внизъ въ пространство.

Ноно закричалъ, дрожа и обливаясь потомъ… и проснулся въ объятіяхъ своей матери. Она стояла, склонясь надъ нимъ, и старалась успокоить его. Весь дрожа, никакъ не могъ понять Ноно, гдѣ онъ, какъ онъ очутился въ своей кроваткѣ; видитъ ли онъ это во снѣ, или все то, что съ нимъ случилось, былъ только тяжелымъ, ужаснымъ сномъ.

Долго не могъ притти въ себя Ноно, долго мать не могла успокоить и увѣрить его, что онъ вчера спокойно заснулъ на своей постели, начитавшись на ночь сказокъ. Она показала ему и книжку, которую онъ читалъ, и кроватки его сестеръ и братьевъ, и тогда только онъ пришелъ въ себя и разсказалъ ей то, что видѣлъ во снѣ.

— Дурачекъ, — сказала ему мать, — ты знаешь вѣдь, что нѣтъ ни фей, ни волшебниковъ, ни говорящихъ животныхъ. Спи же, голубчикъ, и не думай больше обо всѣхъ этихъ глупостяхъ. — И она поцѣловала его.

А отецъ, подошедшій тоже въ это время къ кровати сына, сказалъ ему: