Удивление перед жизнью

— Это я подарил своей жене к дню рождения, — мягко, но не без некоторой любовной гордости говорит Шагал.

Да, просто богатые люди дарят дорогие изделия чужого труда, а тут — свое. Даром, а драгоценность.

Осмотрели частичку сада. Всюду «там чудеса, там леший бродит, русалка на ветвях сидит». Разве все упомнишь! Да я ведь и не инвентарную опись имущества делаю.

Уселись за маленьким столиком. Нам подали чай. Идет беседа. Немножко о Витебске, много о Москве. Шагал поминутно бросает взгляд на мою жену Надю и сквозь разговор восклицает:

— Нет. как хорошо вы выглядите!

Должен сказать, что у Нади всегда был прекрасный цвет лица, хотя она никогда не употребляла ни румян, ни тона, не делала массажа. Когда оца попала в какой-то парижский, по — нашему говоря, салон красоты к мадам такой-то, куда ее рекомендовала Вера Петровна Марецкая, то парижская специалистка по красоте спросила: «Как вы добились такой сохранности и свежестлица?» Надя ответила: «Не знаю. Так уж само как-то».

И специалистки долго не знали, как подступиться к Наде. Все же что-то проделали, и когда я вернулся в гостиницу (а я в это время ездил в марочный магазин, так как я филателист и имел в данном случае одну авантюристическую цель), то решительно не узнал свою жену. Это было нечто с лицом полугодовалого младенца— розовенькое до неприличия. Я даже спросил: «А где моя жена?!» И мы оба долго хохотали. Слава Богу, к вечеру следы старательного труда косметичек исчезли.

Так вот Шагал опять с каким-то недоумением произнес:

— Нет, как вы хорошо выглядите!

Надя мне потом сказала: «Не понимаю, почему он так удивился… Может быть, он думает, что мы все в Москве сидим на черных сухарях?»

— Марк Захарович, а вам хотелось бы поехать в Москву?

— Очень.

— Так в чем же дело?

— Видите… туристом я ехать не хочу, а просто так… — Он слегка замялся. — Если бы устроили мою выставку, пусть небольшую, и пригласили, я бы с удовольствием поехал.

— Я поговорю с нашим министром культуры Екатериной Алексеевной Фурцевой, передам ваше пожелание.

— Да, да, я бы поехал, — подтвердил Шагал.

По возвращении в Москву я сдержал обещание и передал слова Шагала Екатерине Алексеевне. Сразу это предприятие осуществить не удалось, но, как известно, в начале семидесятых выставка, действительно небольшая, состоялась, и Шагал побывал в Советском Союзе.

— Мне хотелось бы, — продолжал тему Шагал, — узнать судьбу написанного мною панно, которое я в свое время сделал в Москве для еврейского театра. Мне рассказывали, что оно лежит в запасниках Третьяковской галереи, но, кажется, сложено. Вероятно, оно слегка повредилось в сгибах. Я бы поправил и подписал его, так как оно не подписано.

Мы заговорили о других работах Шагала, которые знали в оригиналах. Алешин и я видели, наверно, все его работы, которые находились в Москве. Из этого живого интереса и даже волнения, с которым нас слушал Марк Захарович, я понял, как же любит художник своих детей! В них, своих детях, вся его душа, вся жизнь. Правда, он иногда говорил: «Эту не помню, забыл». Но он же сотворил их тысячи!

— Если вас интересует, то в Ницце я сделал дар юридическому институту — написал на стене фреску. Посмотрите. По — моему, она вам понравится.

Мы спросили: а как же нам проникнуть в институт?

— Скажите, что это я вас послал, — объяснил Шагал.

Марк Захарович поинтересовался и нами — кто мы, что сделали, по какому случаю во Франции. Знать он о нас, конечно, ничего не знал, но нас это не обидело, и славный тон нашего разговора не изменился.

— Марк Захарович, — подъехал я, осуществляя свой тайный замысел, — в Нью — Йорке я видел витражи, выполненные вами для театрального здания Линкольн — центра.

— Да, да, я действительно их делал.

— Вы знаете, — продолжал я, — что они изображены на марках Организации Объединенных Наций?

— Нет, не слыхал.

— Вот они. — И я бережно вынул из кармана два блока марок ООН с изображением шагаловских витражей в Линкольн — центре.

Вот зачем я ездил в магазин марок!

— Если вам не трудно, подпишите мне их.

— И мне тоже, — сказал Алешин. (Я, конечно же, и для него купил этот сувенир.)

— Вам как подписать — по — русски или по — французски?

— У меня их два. На одном можно по — русски, на другом — по- французски.

И Марк Захарович твердой рукой подписал нам блоки. Они хранятся у меня в коллекции отдельно. Один подписан по — русски, другой — по — французски. Я вообще кроме советских марок собираю и марки ООН, так как считаю, что поскольку мы являемся членом этой организации, вносим на ее содержание деньги и какая-то частичка, пусть крохотная, этих денег идет на изготовление марок, то они в этом отношении и советские марки. А кроме того, на первых марках ООН надписи делались на четырех языках — английском, русском, французском и китайском.

— Я вам хочу подарить свою книжку, — сказал мастер.

Ну, читатель понимает, как нам было это приятно.

Жена Шагала принесла два альбома небольшого формата и вручила их Алешину и мне. Мы поахали, поблагодарили.

Но нет, я решительно авантюрная натура!