Она сделала пару глубоких вдохов, чтобы унять свое разбушевавшееся сердце, позвонила маме, чтобы узнать, как у нее дела, потом пошла искать подшивки за 1941–1945 годы. Занимаясь своей любимой работой, она на время забыла о Кирилле.
Через два часа она пошла к Звягинцеву. Лидочка предупредила, что он разговаривает по телефону и просил пока не беспокоить, позовет, как освободиться. Мария облокотилась о стойку-перегородку, за которой находился стол Лидочки, чтобы поговорить с ней, но не успела ничего сказать, как открылась дверь и вошел Карасев. Он сегодня был в темно-сером костюме, и молочного цвета рубашке. Весь такой… такой… Маша не смогла сразу подобрать слово к тому, что видела перед собой. Кирилл подошел к стойке, каким-то хозяйским движением положил руку на ее талию и через стойку склонился к Лидочке:
— Вы сегодня великолепны! Разрешите Вашу ручку поцеловать?
Он говорил, глядя ей в глаза, но при этом не убирал руку с талии Марии, которая замерла соляным столпом и почти не дышала. Вся кровь прилила к ее лицу, воздуха не хватало. Лидочка, завороженная Кириллом подняла руку, протянула ему. Он подхватил ее, еще сильнее перегнулся через стойку и поцеловал.
— Я бы хотел к Михаилу Ильичу попасть. Можно?
— Он сейчас за-за-занят, — заикаясь ответила Лидочка, такая же красная как Маша.
— Хорошо, подожду, — ответил ей Кирилл. Потом повернулся к Маше. — Добрый день, мы с Вами сегодня еще не виделись? И вчера тоже. Вы же маму отвозили в санаторий? Как она, все хорошо?
Маша не смогла ни одного слова протолкнуть сквозь спазм, который сковал ее горло, только наша в себе силы кивнуть. Кирилл, продолжая ее приобнимать, свободной рукой взял ее руку и поцеловал.
В то время из интеркома послышался голос Звягинцева:
— Лида, есть кто ко мне? Пусть заходят.
Лида и Маша наконец-то отмерли и синхронно вздохнули.
— Машенька, Вы были первой, заходите, я после Вас, — улыбнулся Кирилл, убирая наконец-то с ее талии свою руку.
Маша на деревянных ногах направилась в кабинет к Михаилу Ильичу, чуть не забыв на стойке файл с подборками и текстом, но во время спохватилась. Она с трудом помнила, о чем говорила со Звягинцевым, но тот остался довольным, на углу ее листа завизировал «в печать» и сказал, что пока оставит заметку у себя. По-прежнему находясь в состоянии тихого шока, Маша вышла от Звягинцева, но Кирилла в приемной не было. Она облегченно выдохнула и быстро ушла к себе. Почти сразу же следом за ней ввалилась Северцева, которая ругалась на чем свет стоит. Увидев, что ее грозные слова до Маши не доходят, замолчала и с интересом уставилась на подругу:
— Так, рассказывай, что случилось?
— Да ничего, ходила к Ильичу, — вяло отмахнулась от нее Маша.
— Ага и с таким лицом вышла от него, словно тебя к расстрелу приговорили. Колись, в чем дело.
Маша, как могла, рассказала ей о том, как Кирилл обнял ее в приемной.
— И ты поплыла что-ли, подруга? Ну ты даешь! Маша, да он всех наших баб обчеломкал и нажамкал. Меня пытался зажать в кабинете, но получил локтем под-дых и успокоился. Есть такая категория мужиков «кобель обыкновенный». Ему все равно что за женщина, главное что теплая и шевелится. У меня такой мой первый был. Поверила ему, как дурочка из переулочка, а он и рад был стараться. Полгода мне лапшу на уши вешал — люблю, трамвай куплю. Ага! Хорошо, что до детей дело не дошло. Когда узнала о его большой и чистой любви ко всему женскому полу, послала куда подальше. И знаешь? Так хорошо на душе стало! Спасибо ему, прививку от кобелей получила на всю жизнь. Вот и Кирюша этот такой же, один в один. Смотри, не растай.
Северцева впервые рассказывала Марии о своем первом парне в таком плане. Раньше она упоминала его, что был такой и все.
— Давай чайку попьем, — предложила Татьяна. — Поверь, не стоит он твоего внимания. Даже не вздумай поддаваться на его «поцелуйчики». Потом жалеть будешь, да поздно уже будет. Я пока тебе о нашей королевишне расскажу, как она сегодня статью свою писала.
— Тань, а может в кафешку нашу сходим? Обед все-таки. Я бы поесть не отказалась, а то я даже без завтрака.
— Пойдем, не вижу оснований для возражений. Заходи за мной.
Татьяна вышла, Маша стала собираться на обед. Она снова подошла к зеркалу, разглядывая свое лицо. Ей вдруг очень захотелось достать свою перламутровую помаду, которая завалялась где-то у нее в столе и накрасить губы. Но потом передумала «Боже, какая глупость», взяла сумку, надела куртку и пошла за Татьяной.
На удивление в кабинете также находились Воропаева, которая с кем-то громко обсуждала свою заметку. Вернее так, кто-то по громкой связи на мобильнике диктовал ей текст, а она с каким-то ожесточением печатала на компе. Сорокин наблюдал за ней и посмеивался. Татьяна тоже улыбалась, глядя на Оксану, которая ничего не замечала вокруг. Мишка напросился с подругами в кафе пообедать.
Когда они сделали заказ, Миша и Татьяна рассмеялись. Когда Маша удивленно посмотрела на них, Миша первым успокоился и пояснил: