Здоровые дети производят впечатление красивых; мы восхищаемся их блестящими глазами, чистым цветом лица, а также их стройными, гибкими юными телами. Похожим образом мы реагируем на животных, восторгаясь их энергичностью, грацией и самодостаточностью. Здоровое животное, будь то кошка, собака, лошадь или птица, мы рассматриваем как воплощение красоты. И наоборот, нездоровье или болезнь производят отталкивающий эффект. В утопии Самюэля Батлера, описанной в его книге[23]
, болезнь была единственным преступлением, за которое людей сажали в тюрьму. Такой взгляд на болезнь является крайностью, оскорбляющей наши чувства. Мы не склонны считать больного человека уродливым. Мы сочувствуем его несчастью, особенно если он нам близок и не ощущаем никакой антипатии. Подобная сентиментальность — это исключительно человеческая черта, дикие животные уничтожают своих больных сородичей.Если отделить красоту от здоровья, она окажется отделена от наиболее значимого аспекта существования. Это приводит к расколу ценностей, когда одна пропагандирует физическое благополучие индивидов, в то время как другая имеет дело с абстрактными концепциями красоты, не имеющими ничего общего со здоровьем. Греки, чья культура легла в основание нашей собственной, подобного разделения не делали. Телесной красотой восхищались как выражением психического и физического здоровья. Древнегреческие философы отождествляли красивое с хорошим. В их скульптуре и архитектуре чувствуется благоговение, которое они испытывали перед красотой как атрибутом божественного.
Греческую традицию можно противопоставить древне-иудейской религии, в которой исключалось любое поклонение форме или образу. Еврейский Бог был абстракцией, к которой нельзя было приблизиться физически. Его заповеди были моральным законом, который можно было постичь только умом, Хорошая жизнь для иудея заключалась в следовании Закону, который в той степени, в какой обеспечивал благосостояние членов еврейского сообщества, привносил элемент красоты в их жизни. Но красота была вторична по сравнению с моралью.
Две культуры в конце концов вступили в конфликт в эпоху христианства. Христианство соединило в себе элементы обеих культур и попыталось синтезировать их в личности Христа, который воплотил в себе концепцию красоты и идеи справедливости и морали, заимствованной у иудеев. Синтезу этому, однако, не суждено было стать полноценным, поскольку телу отводилось низшее положение по сравнению с душой. Римский гнет не позволял ранним христианам получать удовольствие от земной жизни. Их спасение было в Царствии Небесном, путь в которое лежал через служение Господу и веру. По мере того, как христианская церковь росла и набирала сил, она все больше восставала против тела и телесных удовольствий. Красота становилась духовной концепцией.
Такой раскол между телом и душой, или телом и разумом, стал частью нашей западной культуры. Именно он ответственен за существующую в современной медицине дихотомию, заключающуюся в отношении к физической болезни и душевному недугу как к двум несвязанным между собой феноменам. Медицина привыкла видеть в болезни случайное явление, не имеющее никакого отношения к личности. Такая установка развивалась как реакция против мистицизма средневекового христианства, когда болезнь считалась наказанием за грех. Однако эта реакция привела к механическому взгляду на тело, в русле которого физическая красота также является побочным качеством, никак не связанным со здоровьем.
С медицинской точки зрения здоровье есть отсутствие болезни, точно так же как удовольствие считается отсутствием боли. И поскольку врачи допускают возможность симуляции, они не склонны считать то или иное нарушение болезнью, если нет явных симптомов, подтверждающих диагноз. В своем стремлении избежать субъективности они игнорируют чувства и полностью полагаются на приборы. Приборы оказывают неоценимую помощь в физиологических измерениях и могут быть использованы для определения механической работоспособности органа или системы. Однако ни один инструмент не в состоянии определить состояние функционирования организма. Для этого нам необходима позитивная концепция здоровья. Формулируя эту концепцию, мы не можем игнорировать значимость удовольствия, красоты и грации.
Когда мы смотрим на здорового ребенка, мы не видим, каково его состояния здоровья. Все, что мы видим, — это ребенок, который воспринимается нашими органами чувств как энергичное, грациозное и привлекательное существо. Мы интерпретируем эти физические знаки как проявления здорового тела. Определение здоровья или болезни — это суждение. Обычный человек делает это суждение на основании своих впечатлений. Можно ли считать такое суждение обоснованным?