Я не спрашиваю, не пришло ли им в голову поискать Пейдж Маршалл в 2556 году.
Я достаю из кармана монетку в десять центов, украдкой кладу ее в рот и глотаю. Проходит нормально.
Шарю в карманах. Скрепка для бумаг. Тоже проходит нормально.
Пока полицейские следователи листают мамин дневник, я осматриваюсь в поисках чего-нибудь крупного. Чего-нибудь, что не пройдет в горло.
Я столько лет задыхался почти до смерти. Так что теперь никаких трудностей быть не должно.
В дверь стучат, и заходит человек с подносом. На подносе — гамбургер на тарелке. Салфетка. Кетчуп. Есть хочу — умираю. Но не могу. Кишечник забит, живот раздут — дальше некуда. Внутри все болит.
Меня спрашивают:
— А что здесь написано, в дневнике?
Я пододвигаю к себе гамбургер. Открываю бутылочку с кетчупом. Чтобы жить, надо есть. Но я не могу. Я под завязку набит дерьмом.
Там по-итальянски, говорю я.
Кто-то из полицейских следователей говорит:
— А что там за рисунки? Вроде как карты?
Самое смешное — что я совершенно про них забыл. Про эти карты. Я рисовал их ребенком. Когда был маленьким. Противным и гадким мальчишкой. Понимаете, мама мне говорила, что я могу переделать весь мир. Создать его заново. Что мне вовсе не обязательно принимать мир таким, какой он для всех. Что я могу сделать его таким, каким мне хочется, чтобы он был.
Она уже тогда была сумасшедшей.
И я ей верил.
Я кладу в рот крышечку от бутылочки с кетчупом и глотаю.
В следующую секунду мои ноги непроизвольно дергаются, и стул падает из-под меня, но я успеваю вскочить. Я хватаюсь руками за горло. Я смотрю в потолок, глаза у меня закатились. Нижняя челюсть выдвинута вперед до предела.
Полицейские следователи уже привстали со стульев.
Мне нечем дышать, вены на шее вздулись. Лицо наливается кровью. На лбу выступает испарина. На спине на рубашке расплывается пятно пота. Я сжимаю шею руками.
Потому что я не могу никого спасти. Ни как врач, ни как сын. А раз я не могу никого спасти, значит, я и себя не спасу.
Потому что теперь я — сирота. Я безработный. Меня никто не любит. Потому что я все равно умираю, судя по болям в животе. Умираю изнутри.
Потому что всегда нужно планировать отступление.
Намечать пути к бегству.
Потому что стоит лишь раз преступить какую-то черту, и тебе непременно захочется повторить.
Потому что нельзя убежать от постоянного бегства. Самообман. Стремление всегда избегать конфликтов. Идиотские способы убить время, лишь бы не думать о главном. Мастурбация. Телевизор. Полное отрицание.
Полицейский, который листал мамин дневник, поднимает глаза и говорит:
— Спокойно. Это как в его желтом блокноте. Там все написано. Он притворяется.
Они просто стоят и смотрят.
Я сжимаю руками горло. Я не могу дышать.
Глупый маленький мальчик из сказки, который кричал: «Волки! Волки!» — и вот докричался.
Как та женщина, задушенная шоколадом. Та, которая мне не мама.
Я уже и не помню, когда я себя чувствовал так спокойно. Не грустно. Не радостно. Не тревожно. Не в возбуждении. Мозг отключается. Кора головного мозга. Мозжечок. Вот где корень моей проблемы.
Я упрощаю себя.
Где-то между печалью и радостью.
Потому что у губок всегда все прекрасно.
Глава 47
Подъехал школьный автобус. Глупый маленький мальчик заходит внутрь. Его приемная мама машет ему рукой. Он — единственный пассажир. Автобус проносится мимо школы на скорости шестьдесят миль в час. За рулем — мама.
Это было, когда мама вернулась за ним в последний раз.
Она сидит за огромным рулем, смотрит на мальчика в зеркало заднего вида и говорит:
— Кто бы мог подумать, что это так просто — взять напрокат автобус.
Она выруливает на съезд на шоссе и говорит:
— Таким образом, у нас есть шесть часов, пока автобусная компания не заявит об угоне.
Автобус выезжает на шоссе, и минут через десять, когда город заканчивается и начинается пригород, мама говорит мальчику, чтобы он сел впереди рядом с ней. Она достает из сумки красный дневник и вынимает оттуда сложенную карту.
Встряхивает ее, разворачивает на руле, а свободной рукой опускает стекло у себя в окне. Придерживает руль коленом. Смотрит на карту, потом — на дорогу. Потом — снова на карту.
Потом комкает карту и вышвыривает в окно.
А глупый маленький мальчик просто сидит и смотрит.
Она говорит: возьми красный дневник.
Он отдает его ей, но она говорит:
— Нет. Открой на чистой странице. — Она говорит, чтобы он достал ручку из бардачка. И побыстрее, потому что они уже подъезжают к реке.
Вдоль шоссе — дома, фермы, деревья.
Потом они выезжают на мост через реку.
— Быстрее, — говорит мама. — Нарисуй реку.
Как будто он только сейчас обнаружил ее, эту реку. Как будто он только сейчас открыл этот мир. Она говорит: рисуй новую карту, свою. Это будет твой мир. Только твой.
— Я не хочу, чтобы ты принимал мир таким, как он есть, — говорит она.
Она говорит:
— Я хочу, чтобы ты сотворил его заново. Чтобы когда-нибудь у тебя получилось создать