Читаем Удушие полностью

<p>Глава 6</p>

В следующий раз, когда прихожу навестить маму, я по-прежнему Фред Гастингс, её государственный защитник, и всю дорогу она мне поддакивает. Пока не сообщаю ей, что всё ещё не женат, а она говорит, мол, это позор. Потом включает телевизор, какую-то мыльную оперу, ну, знаете, где настоящие люди прикидываются фуфельными, с надуманными проблемами, а настоящие люди наблюдают за ними, чтобы забыть свои настоящие проблемы.

В следующий визит я по-прежнему Фред, но уже женатый и с тремя детьми. Это уже лучше, но трое детей… многовато. Людям следует ограничиваться двумя, замечает она.

В следующий визит у меня уже двое.

С каждым визитом её под одеялом остаётся всё меньше и меньше.

С другой стороны, всё меньше и меньше Виктора Манчини сидит на стуле у её кровати.

На следующий день я снова я, и проходит всего несколько минут до момента, когда мама звонит и вызывает медсестру, чтобы та провела меня обратно в холл. Мы сидим молча, потом я беру куртку, а она зовёт:

– Виктор?

Говорит:

– Должна тебе кое-что сказать.

Скатывает из пуха катышек между двух пальцев, скручивает его, делая меньше и туже, потом, наконец, поднимает на меня взгляд и спрашивает:

– Помнишь Фреда Гастингса?

Да уж помню.

У него сейчас уже жена и двое замечательных детей. Так приятно, говорит она, увидеть, как жизнь работает на хорошего человека.

– Посоветовала ему купить землю, – говорит мама. – Новой они уже нынче не делают.

Спрашиваю её, кто такие эти “они”, – а она ещё раз жмёт кнопку вызова медсестры.

На выходе обнаруживаю доктора Маршалл, которая ждёт в коридоре. Она стоит тут же, прямо у двери моей мамы, пролистывая записи на планшетке, и поднимает на меня взгляд: глаза её уже спрятаны за толстыми стёклами очков. Её рука быстро выщёлкивает и отщёлкивает авторучку.

– Мистер Манчини? – спрашивает она. Складывает очки, кладёт их в нагрудный карман халата и сообщает. – Нам обязательно нужно обсудить случай вашей матери.

Трубку для желудка.

– Вас интересовали другие варианты, – говорит.

Из двери медпункта дальше по коридору за нами наблюдают три сотрудницы, склонив головы друг к другу. Одна, по имени Дина, зовёт:

– Покатать вас двоих в колясочке?

А доктор Маршалл отзывается:

– Займитесь, пожалуйста, своим делом.

Мне она шепчет:

– На всяких мелких операциях персонал начинает вести себя так, словно они ещё в медучилище.

Дину я имел.

См. также: Клер из Ар-Эн.

См. также: Перл из Си-Эн-Эй.

Волшебство секса – обладание без обузы владения. Сколько женщин домой не води – со складским местом никогда проблем не возникает.

Доктору Маршалл, её ушам нервным рукам, сообщаю:

– Не хотелось бы, чтобы её кормили насильно.

Сёстры продолжают наблюдать за нами, доктор Маршал берёт меня под руку и уводит от них со словами:

– Я общалась с вашей матерью. Какая женщина! Эти её политические акции. Все эти её демонстрации. Вы её, наверное, очень любите.

А я отвечаю:

– Ну, не сказал бы, что прям так уж.

Мы останавливаемся, и доктор Маршалл что-то шепчет, так что мне приходится придвинуться поближе, чтобы расслышать. Слишком поближе. Медсёстры продолжают наблюдать. А она выдыхает мне в грудь:

– Что если бы нам удалось полностью вернуть разум вашей матери?

Выщёлкивая и отщёлкивая ручку, продолжает:

– Что если бы нам удалось сделать её умной, сильной, энергичной женщиной, какой она была в своё время?

Мою мать, такой, как она была в своё время?

– Это может стать возможным, – замечает доктор Маршалл.

И, даже не думая, как такое прозвучит, я говорю:

– Боже упаси.

Потом прибавляю как можно быстрей, что затея, пожалуй, не такая уж и хорошая.

А вглубь по коридору медсёстры хохочут, зажав рты руками. И даже с такого расстояния можно разобрать слова Дины:

– Это послужит ему отличным уроком.

В мой следующий визит я по-прежнему Фред Гастингс, и мои двое детей приносят из школы сплошные пятёрки с плюсом. На этой неделе миссис Гастингс красит нашу столовую в зелёный.

– Голубой лучше, – возражает мама. – Если речь о комнате, где ты собираешься держать пищу.

После этого столовая становится голубой. Мы живём на Восточной Сосновой улице. Мы католики. Деньги храним в Городском первом федеральном. Ездим на “Крайслере”.

Всё по велению моей мамы.

В следующую неделю я начинаю всё записывать, все подробности, чтобы от этой недели до следующей не позабыть, кто я да что я. “Гастингсы во все праздники ездят отдыхать на озеро Робсон”, пишу. Мы ловим рыбу на блесну. Болеем за “Пэккерсов”. Никогда не едим устриц. Покупаем участок. Каждую субботу я первым делом сажусь в зале и штудирую записи, пока медсестра идёт посмотреть, не спит ли мама.

Стоит мне войти в комнату и представиться Фредом Гастингсом – она тычет пультом в телевизор и выключает его.

Самшит вокруг дома ничего, учит она, но вот бирючина – лучше.

А я всё записываю.

Люди высшего сорта пьют только скотч, говорит она. Водосток свой прочищайте в октябре, а потом в ноябре повторно, говорит. Оберните воздушный фильтр в машине в туалетную бумагу, чтобы прослужил дольше. Вечнозелёные подрезайте только после первых заморозков. На растопку лучше всего идёт зола.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Отверженные
Отверженные

Великий французский писатель Виктор Гюго — один из самых ярких представителей прогрессивно-романтической литературы XIX века. Вот уже более ста лет во всем мире зачитываются его блестящими романами, со сцен театров не сходят его драмы. В данном томе представлен один из лучших романов Гюго — «Отверженные». Это громадная эпопея, представляющая целую энциклопедию французской жизни начала XIX века. Сюжет романа чрезвычайно увлекателен, судьбы его героев удивительно связаны между собой неожиданными и таинственными узами. Его основная идея — это путь от зла к добру, моральное совершенствование как средство преобразования жизни.Перевод под редакцией Анатолия Корнелиевича Виноградова (1931).

Виктор Гюго , Вячеслав Александрович Егоров , Джордж Оливер Смит , Лаванда Риз , Марина Колесова , Оксана Сергеевна Головина

Проза / Классическая проза / Классическая проза ХIX века / Историческая литература / Образование и наука
1984. Скотный двор
1984. Скотный двор

Роман «1984» об опасности тоталитаризма стал одной из самых известных антиутопий XX века, которая стоит в одном ряду с «Мы» Замятина, «О дивный новый мир» Хаксли и «451° по Фаренгейту» Брэдбери.Что будет, если в правящих кругах распространятся идеи фашизма и диктатуры? Каким станет общественный уклад, если власть потребует неуклонного подчинения? К какой катастрофе приведет подобный режим?Повесть-притча «Скотный двор» полна острого сарказма и политической сатиры. Обитатели фермы олицетворяют самые ужасные людские пороки, а сама ферма становится символом тоталитарного общества. Как будут существовать в таком обществе его обитатели – животные, которых поведут на бойню?

Джордж Оруэлл

Классический детектив / Классическая проза / Прочее / Социально-психологическая фантастика / Классическая литература