Удушие

Названия для всё того же участка, всевозможные условные обозначения для настоящего. Федерация женских центров по уходу зовёт его уретральным наростом. Голландский анатом семнадцатого века Рейнье де Грааф называл всё то же скопление пещеристой ткани, нервов и желез – женской простатой. Все эти наименования – для двух дюймов мочеточника, которые можно прощупать сквозь внешнюю стенку влагалища. Сквозь переднюю стенку влагалища. То же, что некоторые зовут – “шейка мочевого пузыря”.

Всё это один и тот же участок территории в форме фасолины, который каждому хочется назвать по-своему.

Чтобы установить там собственный флаг. Собственный символ.

Чтобы не кончить, воображаю занятия по анатомии на первом курсе и расчленение двух ножек клитора, crura, – каждая длиной где-то с указательный палец. Представляю рассечение corpus cavernosa, двух цилиндров пещеристой ткани пениса. Отрезаем яичники. Убрали яички. Учат отделять все нервы и складывать их сбоку. Трупы воняют формалином, – формальдегидом. Тот самый запах новой машины.

Со всякой фигнёй про трупы в мыслях можно скакать часами, ни к чему не добираясь.

Можно убить целую жизнь, не чувствуя ничего, кроме кожи. Такое вот волшебство этих баб-сексоголичек.

Когда у тебя зависимость, можно остаться без всяких ощущений, кроме опьянения, прихода или голода. Хотя, если сравнить их с остальными чувствами – с грустью, злостью, страхом, нервами, отчаяньем и депрессией, – ну, зависимость уже не кажется такой уж плохой. Она становится очень даже приемлемой альтернативой.

В понедельник остаюсь дома после работы и просматриваю старые мамины плёнки, оставшиеся от терапевтических сеансов. Здесь – два тысячелетия женщин на одной полке. Здесь голос моей мамы, такой же ровный и спокойный, как когда я был малолетним говнюком.

Бордель подсознания.

Сказочки на ночь.

“Представьте, что большой вес давит на ваше тело, погружая ваши руки глубже и глубже в подушки дивана”. Плёнка крутится в наушниках; не забыть лечь спать на полотенце.

Вот имя на одной из кассет с сеансами – Мэри Тодд Линкольн.

Не пойдёт. Больно уродливая.

См. также: Сеанс Уоллис Симпсон.

См. также: Сеанс Марты Рэй.

Вот три сестры Бронт. Не настоящие женщины, а просто условности, просто их имена в роли пустых полочек, на которые можно проецировать, которые можно заполнить старинными стереотипами и клише: молочной белоснежной кожей и турнюром, башмаками на пуговицах и кринолином. Одетые в одни только корсеты китового уса и ленты-кроше, здесь Эмили, Шарлотта и Анна Бронт, развалившиеся в томной наготе на диванх-канапе конского волоса в зале в один душный полдень. Секс-символы. Сам всё дополняешь: опорные моменты и позы, стол с крышкой на роликах, духовой орган. Вводишь себя в роли Хисклиффа или мистера Рочестера. Просто ставишь плёнку и расслабляешься.

Как будто мы способны вообразить прошлое. Прошлое, будущее, жизнь на других планетах – всё ведь полнейшее следствие, полнейшая проекция той жизни, которую мы знаем.

Я закрылся у себя в комнате, Дэнни приходит и уходит.

Словно это просто какая-то нечаянность, ловлю себя с пальцем вдоль колонки Маршаллов в телефонном справочнике. Её в списке нет. Иногда по вечерам после работы сажусь в автобус, проходящий мимо Сент-Энтони. Её никогда нет ни в одном из окон. Проезжая мимо, нельзя угадать, какая из машин на стоянке принадлежит ей. Не выхожу.

Порезал бы ей колёса, или оставил бы любовную записку – не знаю.

Дэнни приходит и уходит, и с каждым днём в доме всё меньше камней. А если не видеть кого-то ежедневно, то заметно, как люди меняются. Я наблюдаю из окна на втором этаже, Дэнни приходит и уходит, толкая в тележке камни всё больше и больше, – и каждый день Дэнни смотрится чуть крупнее под своей старой клетчатой рубашкой. Лицо у него покрывается загаром, его грудь и плечи становятся достаточно широки, чтобы расправить клетчатую ткань так, что она уже не висит складками. Он не качок, но стал шире, куда крупнее обычного Дэнни.

Наблюдая из окна за Дэнни, я сам словно камень. Я остров.

Зову сверху, мол, помощь ему не нужна?

Стоя на тротуаре, Дэнни оглядывается по сторонам, прижимая в объятьях камень к своей груди.

– Я наверху, – говорю. – Не нужно помочь?

Дэнни взваливает камень на магазинную тележку и пожимает плечами. Трясёт головой и смотрит на меня снизу, держа руку козырьком над глазами.

– Помощь мне не нужна, – отвечает. – Но можешь помочь, если хочешь.

Ладно, забыли.

Мне-то хочется быть нужным.

Мне-то нужно быть необходимым для кого-то. Мне-то нужен кто-нибудь, кто пожрёт всё моё свободное время, мою личность, моё внимание. Кто-нибудь, зависящий от меня. Взаимно-зависимый.

См. также: Пэйж Маршалл.

Тот же случай, когда таблетка может значить и что-то хорошее, и что-то плохое.

Ты не ешь. И не спишь. Питаться Лизой – не значит есть по-настоящему. Когда спишь с Сарой Бернар – не уснуть на самом деле.

Волшебство сексуальной зависимости – тебе никогда не проголодаться, не устать, не заскучать и не загрустить от одиночества.