Уединенное жилище

Мы медленно двигались вперед, страдая от голода и жажды и теряя одну лошадь за другой. Наконец, в живых осталась одна Лолита. Близкие к отчаянию, неожиданно мы увидели вдали эту благодатную местность, в которой теперь живем. Скоро мы очутились посреди изумрудной листвы деревьев; мимо прозрачного ручья вышли на единственную тропинку, ведущую в долину, в которую мы и спустились, напившись ключевой воды и утолив голод плодами.

Местность, в которую мы пришли, показалась мне вполне безопасной и манила прелестью своей природы, а потому мы решили тут остаться. Тотчас мы стали устраиваться как могли.

Вскоре мне удалось письменно связаться с моими друзьями в Новой Мексике, и теперь я надеюсь, что рано или поздно мы отсюда выберемся, ведь я рассчитываю, что вскоре либеральная партия опять одержит верх. Впрочем, нам здесь живется хорошо, в особенности доктору, этому натуралисту-энтузиасту, занятому своими научными работами. Слугу своего Мануэля я периодически посылаю в Альбукерке и от близкого моего друга, посвященного в нашу тайну, он привозит мне сведения обо всем, что делается.

XXVII. Несколько слов из истории Мексики

Лет за двадцать пять до присоединения Новой Мексики к Соединенным Штатам отдаленные провинции Мексиканской республики служили местом постоянно возобновляющихся восстаний. Всякий недовольный капитан, полковник или генерал, управляя определенной местностью, вел себя как диктатор, применяя военные законы. Гражданские власти не имели никакого фактического значения. Всякие беззакония прикрывались якобы патриотизмом; ничья жизнь не была в безопасности; с честью женщин не считались. Военная власть была всесильна, в особенности в северных провинциях, в которых восстания то и дело повторялись. Кроме того, со времен мексиканской независимости там происходила постоянная борьба духовенства с настоящими патриотами. Духовенство сделало возможными как чудовищное избрание на мексиканский престол австрийского эрцгерцога Максимилиана, устроенное Наполеоном III, так и низложение его. Своим республиканским правлением Мексика обязана партии патриотов; диктатура и монархия были всегда заодно с клерикальной партией. Борьба с ней была почти невозможна, так как духовенство поддерживалось суеверием народа, а кроме того древними привилегиями, благодаря которым в его собственности находилось три четверти земель страны. Свобода только временно брала верх, но клерикалы быстро вновь завоевывали свое положение, и тогда проявлялись все ужасы внутренней борьбы — виселицы, расстрелы, тюрьмы…

Ничего нет удивительного, что в таких условиях военная власть была неограниченной и безответственной.

Северные провинции, в особенности Новая Мексика, были окружены племенами враждебных индейцев, время от времени воевавших и между собой.

Все это давало повод войскам неограниченно властвовать над мирными гражданами. Заносчивые с ними и трусливые в стычках с индейцами, солдаты считали себя защитниками населения. Такое положение вещей привело к столкновению Мексики с Соединенными Штатами, результатом которого было присоединение Северной Мексики к Соединенным Штатам. Главным защитником и покровителем военной власти был Санта-Ана, выступающий за диктатуру, во главе которой стремился стать сам. Ему слепо подчинялся Мануэль Армио, стоящий во главе правительства провинции, главным городом которой был Санта-Фе. Человек этот был щедро оделен всеми пороками. Население он держал в страхе при помощи войск, которые находились в его распоряжении для борьбы с индейцами, а с последними он был в тайном сговоре, помогая им в грабежах и убийствах. Армио достигал всего, чего бы его алчная душа не пожелала, не останавливаясь в выборе средств, не исключая и убийств. Его подчиненные во всем ему подражали и пользовались неограниченною властью.

Возвращение к власти Санта-Аны повлекло за собой гибель партии патриотов, многочисленные сторонники которой поплатились жизнью. Пострадал и полковник Миранда. Приверженцы же Санта-Аны, в том числе и капитан Урага, получили блестящие назначения. Все они состояли в тайном сговоре с индейцами, этими краснокожими пиратами равнин, прикрывая их жестокие разбои и деля с ними богатую добычу.

XXVIII. В могуществе, но не в счастье

Ни быстрое продвижение по службе, ни награбленное богатство не сделали Урагу счастливым человеком. Он чувствовал себя хорошо лишь во время усмирения какого-нибудь мятежа или хищнических нападений, или же под влиянием вина. Он пил постоянно, но, конечно, не для того, чтобы заглушить угрызения совести; ее не было у него. Червь, который его глодал, не был рожден сознанием совершенных злодейств; его породила несчастная любовь и жажда мести.

Урага чувствовал себя особенно несчастным, когда видел в зеркале свое обезображенное лицо или когда стоял перед портретом Адели, висевшим в зале дома, которым он завладел после изгнания полковника Миранды.