Уэлихолн

— Я волнуюсь и боюсь за него, — сжав зубы, произнес Виктор. Он едва себя сдерживал, чтобы не нагрубить; сколько ему еще бороться с этой непрошибаемостью и избирательной слепотой окружающих его людей? — Мне нужна твоя помощь. Я-то надеялся, что ты еще не совсем очерствела в этом доме и не успела превратиться в ве…

— Ладно-ладно, — прервала его Кристина. — Я помогу тебе. Но только для того, чтобы ты наконец сам убедился, что все твои домыслы — это очередная чушь вроде банды стариков. Что ты задумал?

Виктор оглядел пустой холл, бросил один подозрительный взгляд на дверь кухни, другой — на дверь гостиной. После чего наклонился к сестре и прошептал:

— Мы проникнем в папин кабинет.

— Отлично. И как мы это сделаем?

Что бы Кристина до того ни говорила, глаза, загоревшиеся азартом, выдали ее с головой: сестра предвкушала нечто не менее захватывающее, чем сборка «Расчудесного самораскладного пугала».

— Я знаю, где ключ. А ты поможешь мне его достать.

Ключ скрипнул и нехотя, словно боясь сломаться, повернулся в замке. Дверь открылась, и Виктору с Кристиной предстало небольшое темное помещение.

Отца в кабинете не было — только если он не решил вдруг сыграть с ними в прятки.

— Папа? — все еще не веря, что здесь никого, кроме них, нет, позвала Кристина.

— Не мешайте, я занят, — раздалась из темноты уже успевшая набить оскомину фраза, вот только теперь — и это стало отчетливо слышно! — она сопровождалась скрипом иглы и шипением граммофонной пластинки.

— Это не он, — сказал Виктор, глядя на сестру.

— Знаю, — ответила Кристина. Она быстро пришла в себя и взяла лампу с тумбочки у двери. Немного потрясла ее и сообщила: — Керосина нет. Столько пыли — наверное, ею давно не пользовались…

— Как и самим кабинетом, — согласился Виктор. — Где бы взять свет? Газ почему-то не поступает.

Он проверил светильник, установленный на стене возле старого плана города, на котором в детстве любил отмечать свой маршрут до школы, или до парка, или до кондитерской лавки.

Кристина усмехнулась.

— И что бы ты без меня делал, мистер Столичная Беспомощность? Наверное, так и топтался бы на пороге, пока мама тебя не застукала бы. Я сейчас…

И убежала…

Кристины не было пару минут. Вернувшись, она подошла к лампе на стене и быстро зажгла ее.

— Кто-то закрутил вентиль в чулане, — сообщила сестра. — Они явно считали, что свет здесь не нужен.

Виктор закрыл дверь и запер ее изнутри, опасаясь, как бы кто-нибудь не появился, пока они с Кристиной все здесь не осмотрят. После чего убрал ключ во внутренний карман пиджака.

— Итак, его здесь нет, — констатировала очевидное Кристина.

Кабинет был именно таким, каким Виктор его и запомнил. Камин и каминная полка с фотографиями в рамочках и цветами в стеклянных футлярах, дубовый письменный стол у стены, коричневое кожаное кресло, в котором мальчишкой он так любил сидеть. В одном углу стоял большой бронзовый глобус, в другом — накрытый пледом старенький диван. И как только отец на нем умещался? Он уже тогда все время спал здесь…

У стены слева от двери громоздились высокие книжные шкафы, плотно заставленные толстыми томами в темных кожаных переплетах, к которым отец испытывал особое почтение. Похожим образом некоторые коллекционируют почтовые марки или рождественские открытки. Гарри Кэндл собирал старые книги. Помнится, мама с ним из-за этого часто ругалась — требовала, чтобы он не устраивал у себя в кабинете склад «всякого бумажного старья», ведь к его услугам в Крик-Холле есть целая библиотека. Но отец, обычно во всем с ней соглашавшийся, в этом остался непреклонен — ни одна книга никуда отсюда не переместилась.

Пока Виктор разглядывал пыльные книжные полки, сестра подошла к столу и осмотрела стоящий на нем граммофон — говорить голосом отца могло только это устройство.

Странное дело: ручку завода граммофона обвивали лозы какого-то вьюнкового растения, растущего в горшке рядом. Земля в этом горшке была мокрой — кто-то недавно наведался сюда и полил цветок. Судя по следу постепенного высыхания земли — а Кристина в этом разбиралась, ведь мама с раннего детства заставляла ее поливать все цветы в доме, — она предположила, что неведомый садовод является сюда регулярно. Но самым странным и совсем уж жутким было другое: витой рог граммофона шевелился, следуя за ее движениями! Он поворачивался к Кристине, стоило ей сдвинуться, будто бессовестно глазел, не в силах отвести взгляд.

— Вик, отойди к двери и позови папу, — попросила брата Кристина.

— Чего? — удивился тот.

— Просто сделай, как я говорю.

— Хорошо.

Виктор встал у порога и, чувствуя себя донельзя глупо, произнес:

— Папа! Ты здесь?

На глазах у изумленных брата с сестрой рог повернулся к Виктору, а растение в горшке ожило и принялось крутить ручку, заводя механизм; платформа с пластинкой медленно завращалась. Игла проигрывателя тут же опустилась на пластинку, и послышался раздраженный голос Гарри Кэндла:

— Здесь! Где мне еще быть?! Дайте поспать! Ночь на дворе!