Лето было позади. И тайга тоже там осталась. Я лежал на средней полке и смотрел в окно вагона. Внизу сидел какой-то гражданин. Сытенький. Бритенький. Лысенький. Подозреваю, что облысел, сидя в партере Малого оперного театра. Смотрел косо. Косился не столько на меня, сколько на мою поношенную робу. Личность, ничего не скажешь! Бросит фразу, а потом молчит. Разговаривал, разумеется, не со мной, а со стариком-профессором, ехавшим из Томска. Помолчит. А потом опять фразу бросит. Изображал из себя божество. Но каждое слово умел как-то произносить по-своему, с оттенком. И голосом играл. - Товарищ, - сказал он мне, - вы спиной закрываете пейзаж. Я в это время с полки слез. Не все же валяться на полке. И постоять тоже хочется. Пейзаж? Насмотрелся я за сезон всяких пейзажей. Однажды медведь в лабаз забрался и пытался разграбить. Пейзаж! Видно, любитель природы, но из тех, что любят ее из окна. Лысый очень важничал и в разговоре намеками давал понять, что имеет отношение к самым высшим артистическим и литературным сферам. Плевал я на его сферы! Если уж говорить о сферах, то мои сферы были выше его сфер. С тех пор как опубликовали найденную мною книгу, меня знал весь мир. А эта личность воротила от меня свою чисто выбритую физиономию, не подозревая, что в грязной робе едет далеко не самый последний человек на нашей немолодой, но красивой планете. Раз как-то просыпаюсь вечером и прислушиваюсь. Разговор идет о той книге. Профессор говорит: - Интересная книга, если, конечно, не трюк, не фальшивка, подброшенная каким-нибудь авантюристом. А лысый усмехается: - Вполне возможно. Не верю, чтобы с другой планеты кто-то доставил ее в сквер. Так себе скверик. Знакомое место. Я напротив живу. Возле Филармонии. - Вот как? - удивился профессор. - Чего же это вам так не повезло? Могли и вы подобрать эту знаменитую книгу, исходя из теории вероятности. - Стал бы я подбирать! А если бы уж подобрал, сдал бы в стол находок без всякого шума. Не люблю шумихи. - Да, шум вокруг этого издания создан неимоверный. С трудом достал экземпляр. В библиотеке очередище. Прочел. Потом еще раз прочел, уже в роман-газете. Конечно, не безынтересно. Но натяжек много. Много сомнительных страниц. И на Землю уж очень похожа эта планетка. А тот, кто нашел эту книгу, в какой-то экспедиции. По-видимому, еще что-то ищет. Непонятная история. Лысый зевнул. Потом сказал: - Знаете, я в жизнь на других планетах верю не больше, чем в загробный мир. Хватит нам и того спектакля, что показывает нам Земля. Мне этот фестиваль не нужен. И когда мне говорят, что есть еще полтора миллиарда населенных планет вроде Земли, мне кажется, что я слушаю сказку про белого бычка. А вы как полагаете? - Мне так думать нельзя, я математик. Привык иметь дело с большими числами. Планет, действительно, многовато. Тут уж ничего не поделаешь. От нас это не зависит. Хочешь или не хочешь, а приходится мириться с загадками природы. Я слушал молча. Мне доставляло истинное удовольствие не участвовать в споре и думать про себя: "А я имею некоторое отношение к этим загадкам и тайнам природы. Чуточное, но все-таки имею". Потом от всех этих мыслей мне стало как-то не по себе. "Заносишься ты, Павлушин! Принимаешь себя чуть ли не за Ньютона или Кеплера. А какой ты к черту Кеплер! Подобрал в сквере какую-то книжонку". Я цыкнул на себя: "Лежи и помалкивай! На свете самая ценная вещь скромность. Пусть ломается эта личность, задается своим знакомством с крупными режиссерами и писателями. Молчи, ради бога, молчи! И делай вид, что тебя это не касается". Но молчать просто нет сил, когда эта личность смотрит на тебя с таким видом, словно тебя тут нет. И ты сам начинаешь сомневаться, тут ли ты. Личность говорит: - Запах какой-то в купе неприятный. Протухшей рыбой воняет. Не переношу! И косится в мою сторону. Профессор принюхивается, потом говорит: - Нет, ничего. Пока терпимо. Можно, конечно, проветрить купе. Он обращается ко мне: - Вы как, молодой человек, возражать против свежего воздуха не будете? Я молчу. Это от моей робы пахнет рыбой. Не тухлой, конечно, но все-таки рыбой. Сам-то я не замечаю этого запаха. Привык. Проветрили. Потом профессор меня спрашивает: - Вы все молчите, молодой человек. Отчего бы это? Не принимаете участия в общей беседе. Какого вы мнения вот хотя бы об этом произведении? - И показывает мне роман-газету, где опубликован текст найденной мною книги. Я говорю: - Не читал. В тайге был... По радио текст слышал. Интересный научно-фантастический роман. - Это не роман, молодой человек. Это документ, истинное происшествие. Перевод делала кибернетическая машина Академии наук. Я беседовал с одним из участников работы по переводу. Язык не похож ни на один из человеческих языков нашей планеты. Лысый перебивает: - Я слышал, на полинезийские языки похож. - Чепуха! - возражает профессор. - Я точно знаю. - Он точно знает! - Я не выдержал и начал смеяться. Смеюсь. Они недоуменно смотрят на меня. А я смеюсь. - Над чем вы смеетесь, молодой человек? - Над собой смеюсь. Впрочем, это не важно. - А почему? - Да потому, что я и есть тот, который нашел в сквере эту самую книжонку, - Вы? - Я. - Не может этого быть!