Уэверли, или шестьдесят лет назад

— Совершенно верно, — ответил барон, — они, как говорит один из языческих писателей, ferociores in aspectu, mitiores in actu, ужасного и устрашающего вида, но более мягки, чем можно было бы подумать по их лицам и внешности. Но что-то я с вами, молодежь, заболтался, а мне пора уже быть в Королевском парке.

— Но, надеюсь, вы с Уэверли пообедаете у меня на обратном пути? Уверяю вас, барон, что, хотя, если понадобится, я могу жить как гайлэндец, я не забыл своего парижского воспитания и прекрасно понимаю, что значит faire la meilleure chere[358].

— А какой дьявол станет в этом сомневаться, — воскликнул барон смеясь, — когда вы везете с собой только повара, а провизию должен вам поставить добрый старый Эдинбург? Кстати, у меня есть дела и в городе, только я приеду к вам не раньше трех, если только харчи могут до тех пор подождать.

Тут он попрощался с друзьями и пошел выполнять поручение принца.

Глава 42. Солдатский обед

Джеймс с иглой был человек слова, если только к делу не примешивалось виски, а в данном случае Каллюм Бег, который все еще считал себя в долгу перед Уэверли, поскольку тот отказался принять от него компенсацию за счет хозяина «Золотого светильника», воспользовался этим случаем расквитаться с Эдуардом, стоя на часах при родовом портном Слиохда нан Ивора и, как он выразился, не спускал с него глаз, пока тот не кончил работу. Чтобы избавиться от этого стеснения, Шемус орудовал иглой по тартану с быстротою молнии, а так как этот художник своего дела пел при том какую-то балладу, изображавшую кровопролитнейшую схватку Фина Макула[359], он успевал сделать по крайней мере три стежка на смерть каждого героя. Таким образом, полный костюм для Уэверли был скоро готов, поскольку камзол действительно оказался ему впору, а остальная часть обмундирования не потребовала большой работы.

Теперь наш герой блистал в полном облачении древнего галла, прекрасно рассчитанном на то, чтобы подчеркнуть мужественность фигуры, которая, хоть и была высокой и стройной, отличалась скорее изяществом, нежели силой. Надеюсь, мои прекрасные читательницы простят ему, что он не раз подходил к зеркалу, смотрелся в него и не мог не признать, что он весьма благообразный молодой человек. Собственно, двух мнений здесь быть и не могло. Так как он не носил парика, несмотря на моду того времени, естественный цвет его светло-каштановых волос прекрасно гармонировал с голубой шапочкой. В его фигуре угадывались твердость и ловкость, а широкие складки его тартана придавали его осанке какое-то особое достоинство. Голубые глаза его казались из тех, что тают от чувства и блещут в бою, застенчивый же вид, причиной которого была его непривычка к обществу, придавал какую-то особую обаятельность его чертам, не вредя впечатлению грации и ума.

— Молодец, молодец, — заметил Эван Дху (отныне прапорщик Мак-Комбих) полненькой хозяйке Фергюса.

— Очень хорош, — отозвалась вдова Флокхарт, — но все же его не сравнить с вашим полковником, прапорщик.

— А я их и не сравниваю, — произнес Эван, — а о красоте и не говорю, только хотел сказать, что мистер Уэверли ладно скроен, живой, настоящий молодец и пардону просить не станет. С палашом и со щитом тоже умеет обращаться. В Гленнакуойхе мы не раз по воскресным вечерам сражались с ним для забавы, да и Вих Иан Вор тоже.

— Господь с вами, прапорщик Мак-Комбих, — воскликнула возмущенная в своих пресвитерианских чувствах вдова, — разве можно, чтобы полковник занимался такими делами!

— Подумаешь, миссис Флокхарт, — отвечал прапорщик, — кровь-то у него молодая. Кто в юности свят, тот в старости черт.

— И неужто вы завтра пойдете в бой с сэром Джоном Коупом, прапорщик Мак-Комбих? — спросила миссис Флокхарт у своего гостя.

— Право слово, всыплю ему, если он только от нас не уйдет, — отвечал гэл.

— И не побоитесь пойти на этих страшилищ-драгунов, прапорщик Мак-Комбих? — спросила опять хозяйка.

— Коготь за коготь, миссис Флокхарт, как сказал сатане Конан, и пусть черт забирает тех, у кого когти короче.

— И полковник бросится сам на штыки?

— Уж будьте уверены, миссис Флокхарт, самым первым пойдет, клянусь святым Федаром.

— Боже милостивый! А если его красные мундиры убьют? — воскликнула мягкосердечная вдова.

— Клянусь честью, если это случится, миссис Флокхарт, я знаю одного человека, который постарается первым пасть в бою, чтоб его не оплакивать. Но день-то нам прожить надо, и пообедать тоже, и Вих Иан Вор уже уложил свой чемодан, а мистеру Уэверли надоело небось расхаживать перед большим зеркалом, и этот сивый долговязый старик барон Брэдуордин идет уже по двору со своим приказчиком Мак-Уапплом (как он пыхтит и свистит!), ну точь-в-точь французский повар лэрда Киттлгэба, за которым семенит его собачка, та, что при вертеле состоит. И голоден же я, как ястреб, голубка моя! Так прикажите Кэйт ставить на стол похлебку, а вы наденьте ваш чепец. Вы же знаете, что Вих Иан Вор не станет обедать, пока вы не сядете за хозяйку. И, главное, не забудьте пинту водки, моя милая.