Уездный город С*** (СИ)

— Ой, Натан Ильич, что с вами? — испуганно ахнула вещевичка, когда сыскари после совместного завтрака начали собираться на службу и Титов, поднявшись из-за стола, похромал в комнату за кителем.

— Ничего нового, Брамс, — со смешком отозвался он. — Это я так перемену погоды предсказываю.

— То есть как? — растерялась девушка.

— Рана к похолоданию ноет, — пояснил мужчина, скрываясь в комнате.

Сегодня утром пришлось перебиться без газеты — никакого желания плестись до угла у Натана не было. Обыкновенно первые часы, когда нога только давала о себе знать, оказывались самими трудными, потом боль потихоньку сходила на нет, и до того момента поручик старался поберечься.

До Департамента шли не торопясь, в удобном для хромающего мужчины темпе. Он мог бы шагать быстрее, но особенной нужды в такой спешке не видел: вышли они довольно рано, могли себе позволить не торопиться.

— Натан Ильич, ну признайтесь, вы ведь не при штабе служили, да? — не утерпела вещевичка через десяток саженей.

— А что это меняет? — со смешком уточнил он. — Я всё одно большую часть войны воевал в госпитале.

— Ну не знаю, — немного растерялась от такого вопроса Аэлита, сосредоточенно нахмурилась, а потом вдруг выдала: — Мне кажется правильным, чтобы вы были настоящим героем, а настоящие герои не возятся с бумажками.

Титов бросил на неё изумлённый взгляд, в первый момент уверенный, что это была шутка. Однако девушка смотрела прямо и всерьёз ожидала ответа.

— Бог мой, Брамс, вы порой как скажете, — рассмеялся Натан. — А вы, уж конечно, разбираетесь в настоящих героях?

— Ну… немного, — смутилась она и нехотя призналась: — Я очень книги про приключения всякие люблю.

— И чем же я заслужил быть к ним приравненным? — продолжил веселиться поручик.

— Похожи, — туманно пояснила Брамс и нахмурилась: — Что я такого смешного и глупого опять сказала?

Пару секунд Титов подумал над ответом, а после, расписавшись в собственном бессилии объяснить это в двух словах, проговорил:

— Не знаю. Не глупого, не смешного, просто… Это так странно — то, что вы говорите, и искренность ваша… Я не над вами смеюсь, над необычностью этой беседы и собственным удивлением. Вы всё же невероятная, необыкновенная девушка.

Аэлита отвела взгляд, и щёки её тронул румянец — естественная девичья реакция на комплимент, неожиданная для этой особы.

— А вы, к слову, обещали объяснить, за что ударили Антона Денисовича.

— Да, действительно, — поморщился Натан. Воспоминание об этом… таракане, как метко обзывала его Михельсон, было исключительно неприятным и неуместным, однако отказываться от своих слов поручик не собирался. — Только, боюсь, этот разговор опять придётся отложить. Я хочу обсудить наших подозреваемых с Чирковым, заодно выясню, не беседовала ли с ним ваша матушка. Подождёте меня в двадцать третьей комнате?

— Хорошо, — легко согласилась Брамс.

Переживания, занимавшие её вчера полдня, сегодня казались тусклыми и малозначительными. Облегчение вещевичка почувствовала ещё вечером, выговорившись и выплакавшись, а теперь ощущала себя совершенно успокоенной, поверив поручику. Откуда-то девушка твёрдо знала, что, раз он убеждён в благополучном исходе, значит, именно так всё и будет и нет смысла изводить себя пустыми тревогами.

Она вообще в какой-то момент — не вчера, раньше — полностью доверилась этому мужчине и безоговорочно принимала его слова. И даже если задавала какие-то уточняющие вопросы, то лишь для лучшего понимания, а не для проверки. Титов был настолько надёжным, знающим и спокойным, что это всё происходило естественно, само собой.

В двадцать третьей комнате оказалось людно. Бодрый Бабушкин, Федорин, Никитин, Валентинов, Адам и, конечно, Элеонора.

— Аэлита! Чудесно выглядишь, — первым нашёлся Адам, подскакивая с места, чтобы поцеловать даме руку. Чёрные глаза его хитро, с искренним восторгом блестели, и Брамс не удержалась от ответной улыбки.

— Алечка, милая, что с тобой? — воскликнул Валентинов, подходя. — Что это за ужас?!

— О чём вы? — нахмурилась вещевичка, чуть склонив голову к плечу.

— Неприлично молодой девушке так вызывающе одеваться! Безобразие. Куда только смотрят твои родители, в самом деле! Даже на Владимирской…

Повисла звенящая, озадаченная тишина — случившегося не ожидал никто.

Брамс внимательно вгляделась в алеющий на щеке шокированного мужчины отпечаток, посмотрела на собственную горящую от удара ладонь, сжала и разжала кулак.

— Интересное ощущение, — задумчиво проговорила себе под нос, рассеянно улыбнувшись. — Кажется, я начинаю понимать…

— Да как ты… какое ты право!.. — возмущённо булькнул, пытаясь вернуть себе дар речи, Антон Денисович.

— А какое право вы имеете делать мне подобные замечания? — отбрила Брамс. — И разрешения обращаться ко мне на «ты» я лично вам не давала!