Уездный город С***

— Так то мешать! Разговор бы ты в любом случае слышала, есть там специальная комнатка рядом, — мягко возразил Титов и спросил с иронией: — Или тебе непременно надо жизнью рисковать в первой шеренге?

— Не знаю, — слегка надулась девушка. Потом вздохнула и признала нехотя: — Хотя, конечно, вот сейчас и впрямь было страшно, можно было и со стороны послушать. Правда, я уже потом испугалась, поначалу не поняла ничего.

Забота поручика была Аэлите приятна и совсем не вызывала протеста. Мечты о приключениях хоть и остались, но всё же слегка потускнели и сделались осторожнее: то падение вместе с «Буцефалом», когда их с Титовым чуть не убили, может, не заставило Брамс вовсе отказаться от идеи службы в сыске, но заставило более здраво взглянуть на саму себя и окружающий мир. Можно сказать, Аэлита признала, что ей не быть решительной и воинственной героиней, однако своевременно подвернувшаяся мысль о том, что даже в приключенческих романах попадаются герои совсем иного типа, помогла избежать разочарования. Ну в самом деле, приключения есть? Она в них участвует? И прекрасно!

А геройство можно оставить поручику, у него весьма недурственно получается, да и на роль эту он вообще-то подходит куда лучше. Поняла это Брамс давно, еще в момент их знакомства, но теперь перестала переживать по этому поводу и ревновать поручика к приключениям, вполне удовлетворившись амплуа его помощницы. Это девушку немного озадачивало, сама от себя она подобного не ожидала, но протеста не вызвало.

Вообще, уступать поручику оказалось как-то удивительно легко и не обидно. Безупречно-накрахмаленный петроградец с прямой спиной на поверку вышел не совершенством, которое только и остаётся взгромоздить на пьедестал да водить экскурсии, а обыкновенным человеком со своими слабостями, недостатками и ошибками. Рядом с ним Аэлита уже не чувствовала прежней неловкости и неуверенности: осознание чужого несовершенства позволяло выше оценивать чужие достоинства и одновременно — не переживать о собственных недостатках.

А еще вещевичку, привыкшую постоянно кому-то что-то доказывать и с кем-то за что-то бороться, подкупало искреннее уважение мужчины к её талантам. Это в Федорке она в конце концов добилась серьёзного к себе отношения и ей не приходилось ежеминутно отстаивать своё мнение и право на него, а в Департаменте поручик оказался первым и, похоже, единственным, кто не нянчился с ней из чувства долга, а смотрел как на опытного и талантливого вещевика. Одного этого бы уже хватило, чтобы Титов купил её с потрохами и заслужил глубокую симпатию!

Но ведь этим отношение поручика не исчерпывалось. Уважение к способностям девушки сочеталось с мягкой, ненавязчивой опекой: не оттого, что мужчина не доверял ей, а потому, что не доверял её окружающему миру, и эта разница, пусть не выраженная словами, чувствовалась девушкой особенно остро. А ещё была улыбка, и тёплый взгляд, и уютные объятья, и…

В общем, возьмись Брамс раскладывать своё отношение к поручику по полочкам и займись перечислением достоинств, это всё здорово затянулось бы, но склонности к самокопанию по пустякам Аэлита не имела. Зачем, если всё хорошо?

Конечно, немного странно было думать о замужестве: Брамс совершенно не представляла, как это будет происходить и зачем это нужно, если и так всё замечательно. Но Натану она полностью доверяла, с ним было хорошо — и просто разговаривать, и вести расследование, и идти вот так под руку, и уж тем более целоваться, — так что особенного беспокойства будущие жизненные изменения не вызывали.

А колечко ей и правда очень понравилось. Аэлита обыкновенно была равнодушна к драгоценностям, особенно к кольцам и браслетам — уж слишком они мешались в работе, отвлекали на себя внимание, беспокоили и досаждали. Этот же тоненький, почти незаметный ободок так уютно обхватил палец, словно был там всю жизнь, и совершенно не ощущался: девушка то и дело бросала на него взгляды, думая, не потерялось ли. Похоже, такая вот незаметность была одним из особых свойств этой ладно сработанной вещи. Не терпелось осмотреть его внимательнее, понять, что там еще есть интересное, но эту мысль пришлось отложить на потом.

В мирном, уютном молчании Брамс с Титовым поднялись из подвала и дошли до кабинета полицмейстера. Чиркова на месте не оказалось, и просьбу свою поручик рассказал секретарю. Тот обещал выполнить всё в лучшем виде и сообщить через Михельсон, когда и кто приедет из диспансера для беседы с арестованным.

Покинув же кабинет полицмейстера, Натан замер в задумчивости.

— Куда теперь? — бодро и уже привычно поинтересовалась Брамс, и мужчина не удержался от улыбки.

— Думаю вот. Давай-ка мы с тобой пообедаем и обсудим этот вопрос, как-то у нас всё неясно и смутно, больше основано на предчувствиях и ощущениях, нежели на фактах.

Конечно, коротким обсуждением ограничиться не удалось, и в буфете они обосновались накрепко, причём Титов даже достал бумагу и ручку, чтобы вести записи: хотелось как-то собрать воедино всё, что у них было.

Странностей накопилось уже изрядно.