Уезжающие и остающиеся

– Это который же Макар тебе нужен?

А Костя не знает, какая у Макара фамилия.

Хозяйка раздумывает:

– Это у Петровых Макар, что ли?

– Петровы, – говорит, – на том конце живут, у оврага. И Макар у них есть.

Костя – сразу выяснять:

– Что, у оврага? Это всё прямо, прямо, как мы шли, только ещё дальше по дороге?

Он прямо сейчас бежать к Макару готов. Точно и не устал вовсе.

– Там, там они все живут, – кивает хозяйка. – Дом большой, на дорогу в четыре окна глядит. Но это что, сзади-то хозяин сделал пристрой…

Нам про пристрой неинтересно, а хозяйке – только бы дорассказать, что начала:

– Семья-то какая у них, считай четыре колена живут…

И пальцы загибает:

– Баб Галя – раз. Дальше Максим с Валюшей. А дальше уже Юрка с Галкой, молодые… Это уже три? – спрашивает она вдруг у меня.

В растерянности я киваю.

– А четвёртое колено – это Макар. Макарчик. Он весной родился!

Тут мы уже не понимаем: как? Что ли, этой весной?

– Мне мальчик нужен, – говорит Костя. – Примерно такой, как я…

Мама объясняет:

– Они по интернету познакомились.

Хозяйка плечами пожимает.

– Мальчиков-то у нас больше Макаров нет. Вот Шурик Малинин такой, как ты, да ещё Серёжка Ужов, Лёня Светиков…

Мама тогда говорит:

– Ну, может, постарше немного. Серьёзный такой мальчик, умненький…

А Костя уточняет:

– В деревне правда все знают друг друга?

– Правда, – отвечает Анна Ивановна. – С чего бы нам друг друга не знать? Да только нет у нас ни одного Макара, чтобы как ты или чуть-чуть постарше. Есть дед Макар, Малинин, от нас через улицу живёт…

Мы тут головами помотали – ясно, это не тот Макар.

А наша хозяйка завздыхала:

– Макарами сейчас мальчиков не больно-то называют. У Петровых первенец родился – вот его назвали Макаром, да. Сперва хотели Робертом или Модестом. По-иностранному. Так Наталья Светикова ходила к ним, просила, чтоб Макаром.

И давай нам объяснять:

– Наталья-то – Валюшкина сестра. Юрке, значит, тёткой она приходится. А сыну Юркиному – двоюродной бабкой, что ли…

Нам было скучно слушать, кем приходятся друг другу все эти люди. Но Анна Ивановна как будто не догадывалась, что это скучно, – продолжала:

– Наталья им говорит: не так важно, кем я по родству буду, а по сердцу второй мамкой стану, если назовёте, буду считать за сына. Так ведь и то не сразу согласились – Макаром не модно, говорят. Да уж Наталья умолила их, сначала старших, а те уж Юрку с Галкой: мол, что за имена – Роберт или тот Модест…

И правда, странно, думаю. Был бы мальчишка – Петров Модест…

А Косте это всё равно. Он снова съёжился весь. Так бывает, когда мама его ругает. Но мама не собирается его ругать. Она тоже огорчилась за него. Он же своему товарищу на слово поверил, что тот – Макар из Липовки…

И чего ради мы в эту Липовку приехали? Устроились бы в Собакине, если уж маме так хотелось вывести нас на природу.

Маме теперь на работу и с работы ходить в один конец шесть километров.

После ужина хозяйка затопила баню.

Баней оказался маленький домик на краю двора. В домике было тесно, жарко. Пахло распаренными листьями. Анна Ивановна нам сказала вдогонку:

– Венички в кадке найдёте, похлещетесь веничками.

Но нам было не до веничков. Пар стоял тучами, и было трудно дышать. В этом пару я своих рук не видела, и шампунь сразу куда-то провалился. Костя, невидимый мне, ныл, что он уже взрослый и не будет при нас с мамой раздеваться. Мамин голос уговаривал его:

– Как же ты один? Здесь нет душа. И ванны…

Мыться надо было в тазах. Смешиваешь воду – кипяток из большого бака и холодную из ведра, пригоршнями берёшь, брызгаешь на тело, а после намыливаешься вся, по мокрому. А потом снова пригоршнями берёшь воду в тазу, мыло смывать… А если у тебя вода кончилась, то снова кипяток разбавляешь холодной. А мыло пока глаза ест…

После бани на сеновал пошли.

Сеновал был в сарае – вроде как вторым этажом. На первом этаже хозяйка наша поставила какое-то ведро и сказала:

– Вот, если кому надо будет, сходите на ведро. Чтобы недалеко ходить.

Мы поднялись наверх по приставной лестнице. Она качалась подо мной, и я боялась забираться. Анна Ивановна уговаривала меня:

– Не бойся, не упадёт. Я её держу.

Я сомневалась:

– Она сломается…

Анна Ивановна отвечала:

– Я поднимаюсь по ней, меня выдерживает.

Хотя, я думаю, наша хозяйка была не намного тяжелее меня. Должно быть, она весила, как девочка лет тринадцати.

Наверху тоже всё было хлипко, шатко. Я пожалела, что мы решили спать на сеновале. И Анна Ивановна уже сколько раз предложила пойти в дом. Но Костя стоял на своём:

– Хотя бы на сеновале посплю… – говорит. – Хоть такой плюс от этой Липовки…

Сено было колючее, хотя наша хозяйка дала нам и одеяла, и какой-то коврик. Но твёрдые стебли царапались и через коврик. Мама и Костя оба ворочались, устраиваясь поудобнее. Сено шуршало. Я только подумала, что не смогу уснуть, – а дальше уже ничего не помню. Сильно устали мы в этот день – сон и сморил меня.

Просыпаюсь от какого-то резкого звука. Вроде как будильник. Кругом абсолютная темнота.

– Костя, выключи, – говорю.

Костя что-то мычит в ответ.

Потом слышу мамин голос:

– Это не будильник, это петух кричит.