Уезжающие и остающиеся

Не зря же его так назвали – Коп. Вообще-то мы не знали, что это американский полицейский. Просто, когда он был котёнком, он так быстро бегал, что его заносило на поворотах. И тогда, чтобы не улететь кубарем, он прыгал, прыгал – надо было сделать несколько таких прыжков, боком, чтоб удержаться на ногах… На лапах… И, прыгая так, он громко фыркал. Получалось:

– Коп! Коп! Коп!

Сейчас он уже не прыгает – отяжелел. Он теперь иначе оправдывает своё имя. Например, он следит за всеми нами – во сколько мы встаём. Будильник прозвенел – нечего валяться в кровати!

Всё правильно, пора вставать. Он умный. Было время, он прыгал под одеяло к нам в любое время ночи, возился там, начинал покусывать нас за что ни попадя. Может, хотел есть или просил, чтоб с ним немножко поиграли. Но мама говорила:

– К вам по ночам вставала, а теперь что, к коту вставать? Я не пойму, кот для нас или мы для кота?

Мама всегда хочет спать. Люди бывают жаворонками и совами – кто-то любит рано ложиться и рано вставать, а кто-то наоборот. Мама говорит: «А я бурый мишка. Мне бы и ложиться пораньше, и вставать, когда сама проснусь».

Мама и у плиты стоит ещё не проснувшись. Откроет один глаз, перевернёт на сковороде омлет – и тут звонок в дверь раздаётся. И мама говорит спросонок каждый раз одно и то же:

– А вот и Сашка!

Сашка заходит за моим братом Толиком, и они вместе бегут в школу. У Толика с ним взаимовыручка. Толик объясняет Сашке задачи или почему где-то нужна запятая, а где-то нет, а чаще просто даёт ему списывать, потому что Сашке лень слушать про запятые и в задачи вникать. А Сашка помогает Толику вовремя успевать в школу. Сашка организованный. Мама говорит, что он умеет ценить своё время и никогда не станет заниматься какой-нибудь ерундой. И верно, уж сколько раз я слышала – Толик предлагает Сашке объяснить, почему здесь такой ответ, а Сашка отмахивается:

– Ты ведь уже эти задачи решил? Они уже сделанные… Я, что ли, глупый совсем – двойную работу делать?

При этом никто не скажет, что Сашка ленивый. Считается, что он помогает Толику гораздо больше, чем Толик – ему. Сашка делает, чтобы над Толиком в классе не смеялись. Потому что таких ребят, которые не умеют решать задачки и не в ладах с запятыми, в каждом классе сколько угодно, и это никого не удивляет.

А вот когда ты вваливаешься в середине урока, то будь ты хоть сто раз отличник, учитель молча поводит рукой в твою сторону, в классе повисает тишина – и вот она уже лопается от общего смеха. Когда ещё учителя разрешают смеяться сколько угодно? А все и рады паузе…

Сколько надо мной так смеялись. Ладно ещё, я поступила в гимназию, у нас уроки начинаются с девяти. А у Толика появился друг Сашка, он над ним шефство взял.

Пока мы завтракаем, Коп лезет на стол – вдруг ему что перепадёт. Для Копа покупается самая дешёвая колбаса, её называют «собачья радость», а он хочет докторской. Верно говорят: что у тебя есть – не ценишь. Наши бездомные, дворовые коты радовались бы дешёвой колбасе больше любой собаки! Они же и чёрствый хлеб едят. Мама выносит в подъезд пару кусочков хлеба, если не действует на автопилоте. Но чаще она как раз на автопилоте и действует. А это значит – не думая, ещё во сне, поднялась, надела свою робу… Роба – это джинсы, свитер, курточка… Наверно, робой это всё называется потому, что мы с утра и сами себя роботами чувствуем. Моя роба – это гимназическая форма.

И вот я застёгиваю жакет, и только раздаётся звонок в дверь, как Коп уже у двери. А только дверь откроется, как он у Сашки под ногами – шмыг в подъезд! Хотя и сам не знает, что станет делать на свободе. В подъезде Коп сразу теряется. У лифта он замирает – ложится на площадке, поджимает лапки. Вот он, мол, я, берите! И я его беру поперёк спинки и тащу в дом.

Сколько котов пытались к нам проникнуть из подъезда. Только дверь приоткроешь, а они сразу – шмыг! Да только всех-то не заберёшь, их же вон сколько. Они прячутся где-то, если идёт дождь. Зато чуть солнышко пригреет – и начинается… Коты у подъезда то рыдают взахлёб, то разрываются пожарной сиреной. Как же, весна у них, радость! Хотя ещё и зима толком не начиналась.

Я выпроваживаю в утреннюю темь Толика и Сашку, потом закрываю дверь за мамой – ей к восьми тридцати. И странно – мне больше не хочется спать. Я даже не понимаю, как можно просыпаться так тяжело. Я снова ставлю чайник: одно дело ты наспех глотаешь кипяток со вчерашней заваркой, а другое – завариваешь свежий, дымящийся чай. Наливаешь – и нос твой сам по себе опускается к самой чашке, а потом следует за поднимающимся к потолку ароматом. Ммм… Кажется, он готов улететь вместе с невесомым душистым облачком. Да я и сама сейчас улечу кверху носом!

Пусть только капельку остынет… А пока можно потанцевать. Я беру наушники. Обычно мы танцуем вместе с Копом. Я насвистываю ту мелодию, которая у меня в наушниках, чтоб Коп её тоже слышал. Но сегодня он не выходит танцевать. Может, забрался в диван и уже спит, хитрюга!

– Коп! – кричу я на весь дом. – Коп!