Уезжающие и остающиеся

– Кров, – отвечает она сама, потому что мы все молчим. Сокровище, оно с вами, под вашим кровом. И заметьте, что слово «кров» очень похоже на «кровь». Кто может предположить почему?

Никто ничего не предполагает, и Ольга Петровна рассуждает сама:

– Кровь неотделима от нас. Пока человек жив, в нём течёт его кровь. Так и кров неотделим. Нельзя порывать со своими родными местами, со своим кровом. Наши предки были мудры. Они понимали: сокровище там, где ваш дом.

Наши предки были мудры, Ольга Петровна! И всё-таки я уеду отсюда. И маму с Толиком заберу.

Мишка уже в Москве. И ведь как всё вышло? Случайно. Московский институт проводил выездную олимпиаду. Кто победит, того берут учиться, без всяких там экзаменов. Ещё в феврале была эта олимпиада, и получалось, что в марте, когда проверят результаты, ты можешь стать студентом. Все в твоём классе ещё пашут, готовятся – и весна им не весна. Чем больше солнышко пригревает, тем выпускнику горячей. А ты, получалось, уже поступил, причём в хороший институт в Москве.

И вышло так, что поступил наш Мишка. А ведь он просто так пошёл, за компанию с ребятами – узнать, какие там в Москве требования. Мишка учился тогда в гимназии, где теперь я учусь, и все говорят, что он – это гордость нашей гимназии.

И его слава немножко и меня здесь защищает, а то ведь мне бы ещё тяжелее было. Мишке, небось, тоже намекали, чтобы забирал документы, раз в Англию не может поехать. Он таким с нами не делился. Он вообще никогда не жалуется.

Мишка думал, что он не то что в Англию – он и в Москву не поедет. Поэтому и поступлению не очень радовался. Его поздравляют – а он тушуется. Откуда у мамы деньги, чтобы посылать ему в Москву? Мама тоже ходила хмурая, озадаченная. Ведь это надо, на наши головы – он поступил! Тётя Анжела зашла нас поздравить с таким событием. Она горячо говорила маме в кухне:

– Ты сейчас должна королевой ходить – с таким-то сыном. Мечта! Вы всем показали, какие вы умные! Так что не огорчайся даже, что учиться он не сможет!

Мама перепугалась:

– А почему не сможет?

Тётя Анжела успокаивает её:

– Понятно почему – по деньгам. Как говорится, по одёжке протягивают ножки.

И тогда мама решилась. Тётя Анжела ушла, а мама сказала Мишке:

– Тебе надо ехать. Если поступил – то, значит, это судьба. С деньгами как-нибудь выкрутимся.

И верно, Мишка и сам то контрольную за кого-то напишет, то сделает каким-нибудь людям сайт в интернете. Сайты он ещё в школе делал – сам научился. Он всё сидел за компьютером, и мама ругалась, что он играет в ущерб урокам, пока не разобралась, что это не игры у него – это программы.

По вечерам он звонит маме с общежитской кухни, и оба они включают громкую связь. Нам слышно, как гремит у Мишки там посуда и как изумляются чему-то ребята рядом с ним. Мишка говорит, что они вместе варят рис. И риса стало неожиданно много, он так и лезет из кастрюльки. Мама втолковывает ему, что рис разбухает в воде, его надо сыпать меньше, чем ты собираешься съесть. Мне становится смешно: ага, попал! На кухне у нас Мишка был редкий гость, он говорил, что это всё женские дела. Я хмыкаю в мамино плечо, и Мишка слышит меня. Он спрашивает тревожно:

– Это Валя кашляет? Она не заболела? Мам, как вы там?

И мне становится стыдно. Мишка, потерпи. Ты нам проложил дорожку, скоро я приеду вслед за тобой. И маму с Толиком отсюда вытащу. А когда мы закончим учиться, мы уедем в какую-нибудь тёплую страну. И там никто не станет определять, какая у нас должна быть одёжка и как нам по ней ножки протягивать. А наш город и даже наш посёлок Ольховку я забуду как страшный сон. Пусть они все здесь остаются. А мы уедем. Ещё только немножко потерпеть… И Копа бы отыскать. Ведь его можно будет забрать с собой?

Мы с дворником идём в подвал – искать Копа. Мама придёт – и вот радость! – Коп дома. Толику страшно, он цепко держит за руки меня и дворника. Хотя дворника он тоже побаивается. Дворник лохматый, себе на уме. Никто во дворе даже не знает, как его зовут.

– Дворник, дворник, а как тебя зовут? – нетвёрдым голоском спрашивает Толик.

– Вам трудно запомнить. Зовите Аликом, – отрывисто отвечает дворник.

– Дворник Алик, а у тебя детки есть?

Дворник не успевает ответить. Внизу у всех спирает дыхание. Тепло, сыро. Под какими-то трубами мы пролезаем с фонариком. Свет не доходит до всех закоулков, и мы не можем их рассмотреть.

– Коп! Коп!

Он что, дурень – сидеть здесь?

На груде тряпок сидит Николаша и со сна улыбается.

– Ходить отсюда, – говорит Николаше дворник, вдруг снова позабыв русский. – Комиссия приходить, всё смотреть. На меня ругать, кричать будут. С работы погнать, скажут, плохо работал – человека у тебя в подвале живёт. Мне работа нет – буду как ты подвала жить.

Дворник суетится, волнуется, точно он виноват перед Николашей. А Николаша благостно смотрит на нас и улыбается.