– Да нет, я не об этом, – сказал он, держась за косяк, чтобы меньше качало. – Я все понял. Вы вот сидите там у себя в кресле с утра до вечера и разыгрываете из себя повелителя человеческих судеб. Ну что ж. Настала моя очередь. Вы любите свою дочь. Так сильно любите, что вам хочется со всех сторон обложить ее ватой, держать взаперти, подальше от всяких плохишей, преступников и диснеевских злодеев. Ведь она – это все, что у вас осталось. Жена, толстая развалина, отправилась в больницу, и только маленькая Эбби вернулась к вам.
В глубине души Шеппард понимал: еще немного – и он пересечет запретную черту.
Уинтер негромко, хрипло крякнул, но все так же молчал, и довольно долго. В глазах его стояли слезы. Порыв ветра заставил Шеппарда покачнуться, и он попытался снова схватиться за дверной косяк. Уинтер резко отбил его руку.
– Мне кажется, я не смогу с тобой больше работать, Морган.
– Что-о?
Заявление застало его врасплох. Это был удар ниже пояса. Чего же он ожидал? В его жизни Уинтер был единственной твердой константой, а он взял и так надругался над его чувствами. Как мог такое сказать, неужели он думал, что Уинтер проглотит обиду молча? Старик ни в чем перед ним не провинился.
Так думал он на следующее утро, среди пустых бутылок вокруг кровати, складывая в общую картину разрозненные кусочки воспоминаний. Но как ни крути, в те минуты он считал Уинтера себялюбивым, глупым старикашкой.
– Да бросьте… Вы это серьезно? – Шеппард почти кричал. – Из-за Эбби, что ли? Вы хоть понимаете, как это глупо? Вы собираетесь прекратить наши встречи только потому, что сходите с ума по дочери? Вы же должны помогать мне.
– Нет, сынок, помогать себе ты должен сам. Но ты этого не хочешь. Ты отказываешься перемениться. Ты самый упрямый мальчишка из всех, кого я встречал в жизни.
– Я не мальчишка.
– Давно стоило прекратить все это. Наши отношения стали взрывоопасны, и да, тут ты прав, отчасти потому, что ты сблизился с моей девочкой. Если станем продолжать, мои личные чувства только повредят работе.
– И что это за личные чувства такие?
– Я знаю тебя с одиннадцатилетнего возраста, Морган. Знаю с тех пор, когда ты сам себя еще не понимал. Я хорошо помню испуганного мальчика, сидящего у меня в приемной. Мне всегда удавалось не замечать, какой ты сейчас, я видел перед собой все того же мальчика. Но теперь…
– Говорите, говорите все, не стесняйтесь, – фыркнул Шеппард.
– Ты мне отвратителен.
Такого Шеппард не ожидал. Он застыл, тело охватила безудержная дрожь. Уинтер значил для него больше, чем он сам подозревал, больше, чем его собственный отец. И что теперь? Уинтеру он отвратителен?
– Погодите, – сказал Шеппард, изо всех сил желая перемотать последние десять минут обратно и пустить разговор по другому руслу… каким бы пьяным он ни был, до него все-таки дошло, что сейчас происходит нечто действительно важное. – Вы мне нужны.
– Мне очень жаль, Морган. Но тебе нельзя больше здесь появляться.
Уинтер шагнул, чтобы закрыть дверь, но Шеппард изо всех сил ударил по ней ладонью.
– Это же… так же нельзя…
Мысли путались в голове.
– Ты знаешь, – сказал Уинтер, отпуская дверь, – ко мне пришел один человек, совершенно посторонний, такое вот случайное стечение обстоятельств. И это стало последним гвоздем в крышке гроба, где похоронены наши с тобой отношения. Просто еще один мой пациент… он рассказывал байки о том, что творит человек по имени Морган Шеппард. Сначала я не верил, в глубине души не мог поверить, и все тут. Но со временем… в общем… теперь все обретает смысл.
– Кто к вам приходил?
– Я, Морган, психоаналитик. Я знаю, что такое человек. И я всегда думал, что где-то в глубине твоего существа, в тайниках твоей души, что-то еще осталось. А теперь я все понимаю. И не могу отмахнуться от этого. Вот почему помогать тебе я больше не стану.
Уинтер снова попытался закрыть дверь, но на этот раз Шеппард ударил в нее кулаком.
– Нет! – задыхаясь, произнес он.
Даже будучи пьяным, Шеппард понимал: если дверь сейчас закроется, она больше не откроется никогда.
Уинтер шагнул вперед, с неожиданной силой оттолкнул кулак Шеппарда от двери. Шеппард повалился назад.
– А знаешь, что самое худшее? – прошипел психоаналитик. – Ты ведь даже не помнишь, так ведь? Из-за этих своих дурных привычек ты прогнил насквозь. Ты даже не способен вспомнить, кто ты есть на самом деле. Ты пойми, так работает механизм психологической адаптации, – не нужно быть врачом, чтобы видеть это. Ты пьешь и глотаешь всю эту дрянь потому, что хочешь спастись от самого себя. От того, что ты натворил.
– И вы отвернетесь от меня? – взмолился Шеппард… О, как ему хотелось сейчас рухнуть на пол!
Лицо Уинтера вспыхнуло, и он бросился на него. Шеппард отшатнулся и, стараясь удержать равновесие, шагнул на ступеньки крыльца.
– Убирайся, – сказал Уинтер, и в голосе его даже послышались нотки печали. – Иначе я позову полицию.
И закрыл дверь.