Угасающее солнце: Кесрит

Ньюн положил овоид рядом с собой так, чтобы все время чувствовать его, и положил голову на дуса. Он снова уснул и проснулся от того, что стало жарко. Он взглянул на взошедшее солнце и увидел, что его лучи безжалостно жгут обнаженную кожу спящего Дункана. Землянин ничего не чувствовал и не шевелился.

— Дункан, — позвал Ньюн. Он не получил ответа, неохотно наклонился вперед и толкнул землянина. — Дункан!

Коричневые глаза открылись и сонно посмотрели на него.

— Солнце, глупый ци'мри, солнце. Перейди в тень.

Дункан перебрался на новое место и снова впал в забытье, улегшись обнаженным лицом на холодный песок. Затем его глаза заморгали, открылись, и он окончательно проснулся.

— Нам пора идти? — слабым голосом спросил он.

— Нет. Спи.

Дункан поднял голову, посмотрел на Мелеин, которая еще лежала и смотрела на него. Он прошептал:

— Вероятно, земляне скоро будут на Кесрит. Ей нужна медицинская помощь. Ты это знаешь. Если мы убедимся, что на самолете земляне, мы должны подать им сигнал. Послушай, война окончена. Я не думаю, что ты настолько хорошо знаешь нас, чтобы верить, но мы не собираемся воевать и дальше. Никакой мести, никакой войны. Идем со мной. К землянам. Ей нужна помощь.

Ньюн терпеливо выслушал Дункана. Он понимал, что землянин верит в то, что говорит.

— Возможно, это правда, — сказал он, — но только она не примет этого.

— Она умрет. А лечение…

— Мы мри. Мы не признаем другой медицины, кроме своей. Она сделала все, что могла. Может ли чужой коснуться ее? Нет. Мы живем или умираем, мы лечимся или не лечимся. — Он пожал плечами. — Может, наша жизнь не самая разумная. Иногда мне кажется, что далеко не самая. Но мы — последние, и мы должны жить так, как жили все наши предки. Все остальное теперь не имеет смысла.

И он снова лег, думая о Мелеин, о том, как они одержали маленькую победу над ци'мри, как они сохранили свои традиции и историю своего рода. И пальцы его ласково поглаживали поверхность металлического овоида.

— Я нарушил две традиции, — сказал он. — Со мной был ты, и, тем не менее, я нес груз. Но там, где речь идет о чести госпожи, я не пойду на компромисс. Нет. Я не верю в твоих врачей. Я не верю в твой народ и в твою жизнь. Она не для нас.

Дункан долго и сумрачно смотрел на него.

— Даже ради того, чтобы выжить?

— Даже ради этого.

— Если я вернусь к своему народу, — сказал Дункан, — то я расскажу о том, что сделали регулы, что произошло в порту ночью. Я не знаю, будет ли от этого какая-нибудь польза, изменится ли что-нибудь к лучшему. Но я должен все рассказать.

Ньюн наклонил голову — жест уважения.

— Регулы скорее убьют тебя, чем позволят говорить. А если ты надеешься, что ради этого я позволю тебе покинуть нас, то должен сказать, что ты ошибаешься.

— Ты мне не веришь.

— Я не верю твоим словам о том, что земляне помогут нам, а не регулам.

Дункан замолчал, глядя в пустоту. Он выглядел очень усталым и очень несчастным. Он вытер струйку крови, сочившейся из царапины на подбородке, и снова лег неподвижно, хотя спать не собирался.

— Не вздумай убегать снова, — посоветовал ему Ньюн, которому не понравилось настроение Дункана. — Не пытайся. Я хорошо обращаюсь с тобой, но ты не рассчитывай на это.

Коричневые глаза взглянули на Ньюна. Глаза ци'мри. Дункан с трудом сел; он двигался так, будто у него болел каждый мускул. Скривившись от боли, он потер голову.

— Я хочу остаться живым, — сказал Дункан, — как и ты.

Слова повисли в воздухе. Это было не все.

— Это не все, это не самое важное, — сказал Ньюн.

— Я знаю, — ответил Дункан. — Перемирие до тех пор, пока ты не доставишь ее в безопасное место, до тех пор, пока она не поправится. Я знаю, ты убьешь за нее. Я знаю, что, кто бы она ни была, она очень дорога тебе.

— Госпожа, — сказал Ньюн. — Мать Дома. Она — последняя. Кел'ен — только инструмент в ее руках. Я не могу давать никаких обещаний.

— Разве не может быть другого поколения? — внезапно спросил Дункан. И Ньюн смутился, но эти слова не оскорбили его. — Разве вы не могли бы… если бы все было по-другому…

— Мы — кровные родственники, а ее каста должна оставаться целомудренной, — мягко ответил Ньюн. Он объяснял то, что мри никогда не объясняли чужим. Это касалось не только кела, и говорить об этом было запрещено. — Каты или Келы могли бы дать ей детей, но их нет. Для нас теперь нет другого пути. Теперь мы или останемся живы, или погибнем. Мы — мри, и это больше, чем просто название расы, Дункан. Это древние традиции, и мы не можем изменить им.

— Я не буду пытаться отомстить регулам, — сказал Дункан. — Я останусь с вами. Я подожду с возвращением. У меня много времени. Все время в мире принадлежит мне.

— А у нас его нет, — сказал Ньюн. Он со страхом подумал, что Дункан во многом умнее его. Если землянин был кел'еном, то он далеко превзошел границы своей касты. Он смог предположить, что Мелеин может умереть, а этот страх постоянно жил в сердце Ньюна. Ньюн посмотрел на спящую Мелеин. Ее спокойное дыхание немного успокоило его.

— Время и покой, — сказал Дункан, — возможно, она и поправится.