Свой относительно долгий поход в сфере лицедейства, я начал с роли студента медицинского института. И если я бы почитал сценарий изначально как положено – вдумчиво, то вероятно не так сильно бы удивился, узнавая подробности о своём персонаже. Я и подозревать не мог, что кто-то может быть таким жестоким, и изощрённым садистом. Мой герой был обычным, как таких называют, «ботаником». Тихим, скромным, и незаметным, но при этом очень умным. Этим пользовались его сверстники , которые не только пользовались им как шпаргалкой, но постоянно унижая его, оскорбляя, и даже избивая. Он молчал, никогда не жаловался, а лишь наслаждался мыслями о милой девушке, которая всегда его жалела, и поддерживала. Она ему очень нравилась, но он стеснялся, и боялся, что она не захочет встречаться с таким как он. Вся скромность, и пугливость проходила у моего героя, стоило солнцу спуститься за горизонт. На охоту выходил зверь. Никому не было под силу укрыться, или остановить его. Он был умён, расчётлив, и до крайности безжалостен. Тихий «ботаник» умерщвлял своих жертв чрезвычайно жестокими способами. Но самое страшное было то, что он из их останков мастерил сувениры для своей возлюбленной.
Мой персонаж был ужасен, но он был лишь вымышленным героем. Чего нельзя сказать о людях, с кем мне пришлось работать. Эти личности заслуживают отдельной остановки, и приведения нескольких примеров.
– Камилла! Что опять случилось? – режиссёр, в очередной раз остановил съёмку, но теперь уже не смог сидеть на месте, и вскочил на ноги, бросив кепку на землю.
– Что случилось?! Ты ещё спрашиваешь Пол? По-моему, всё предельно ясно!
– Что мне должно быть ясно? То тебе свет в глаза бьёт, то тебе жарко, то ты проголодалась…. На этот раз-то что случилось? – голос режиссёра вот-вот должен был перейти на умоляющий, но держался.
– Пол, ты меня разочаровываешь! На меня будут смотреть миллионы глаз, и я не могу появляться в кадре с такими страшными ногтями! Где Флора?!
– Тьфу-ты! Какие ногти, Камилла? На тебя маньяк напал, кто будет смотреть на качество маникюра?! Не морочь мне голову, и продолжай.
– Нет! Пока я не выпью кофе, и мне не поправят ногти, я пальцем не пошевелю!
– Камилла…. Мы работаем всего два часа сегодня, а ты четыре раза останавливала съёмку. То у тебя ресница отклеилась, то тебе в дамскую комнату нужно! Ты решила испытать моё терпение? Так вот, знай, у тебя ничего не выйдет! И не с такими работал.
– Мне плевать с кем, и где ты работал. Я хочу поправить ногти. Если мои подруги увидят вот «ЭТО» на большом экране – засмеют. Тащите сюда Флору.
– Да откуда же я тебе её вытащу? Ты же знаешь, что у неё мать умерла, домой она уехала!
– Подумаешь, большое дело! Отправьте шофёра за ней. Скажите, что мать точно уже никуда не сбежит, а мне она тут очень нужна. Она прислуга или как?! Она должна выполнять все прихоти хозяев!
– Простите, мисс Спенсер…. Мне кажется, что не стоит произносить такие слова. Они могут кого-то задеть. – Говорила мне мама не встревать, куда не следует, так нет, я же упрямый.
– Что?! Кто это там протявкал? Ты?! Ты вообще кто такой? Посредственный актёришка, попавший сюда каким-то чудным образом. Ты даже мизинца моего таланта не стоишь. Стой молча, пока взрослые разговаривают….
Пересказывать все «приятности» которые в порыве неоправданного гнева вылила на меня «звезда» несколько болезненно для моего мужского эго. Было униженно моё достоинство, не только как мужчины, но актёра, и вообще человека. Некоторых слов не знал даже заядлый пьяница сантехник, а они сыпались из пухлых губ, прелестной барышни. Я стоял, как будто в рот воды набрал, и не мог вставить ни единой фразы в свою защиту. Вся съёмочная команда откровенно потешалась надо мной, даже не пытаясь скрыть взгляды презрения к моей наивности. Они-то явно привыкли к подобным «закидонам» состоявшихся актрис, и им было смешно смотреть на новичка.
– Нет, ты послушай меня, Гастон! Я так не могу. Я не могу работать в такой атмосфере. Каждый, с кем я сталкивался за время работы, пропитан злобой, ненавистью, крайней степенью цинизма…. И это только на первый взгляд. Они норовят при любом удобном случае поиздеваться над тем, кто не может дать отпор. Это ужасно. Лучше мы будем пытаться добиться всего сами.
– Седрик, не горячись ты так! Я тебя не осуждаю. Понимаю твои чувства. Я, как твой агент тоже часто бываю в местах съёмок, и в компаниях жутких людей. Если бы я не сдерживался, то набросился бы на кого-нибудь, а потом сам себя задушил. Но я терплю. Ради нашей с тобой общей цели. И ты должен терпеть.
– Я не могу. Меня мучают постоянные головные боли. Они все справляются с этим при помощи алкоголя, антидепрессантов, и прочей химии, но я не желаю терять здравый рассудок. Нельзя. И как мне быть?