Так или иначе мы обе могли через несколько минут умереть. Я не стала больше ее уговаривать, а повернулась к аватаре «Злой Собаки»:
– Как у нас дела?
– Держимся, – ответил корабль.
– Сколько нам можно здесь оставаться?
– Не более часа.
Ее лицо приобрело выражение, которое всегда приобретало при объяснении технических вопросов, и она продолжила:
– В данный момент наш корпус выдерживает температуру окружающей среды, но не имеет возможности сбрасывать накопленное тепло изнутри системы. Через пятьдесят семь минут нам придется вынырнуть, чтобы разрядить панели термосброса.
– А «Фенриру» это известно?
– Он сможет вывести временные рамки из показателей собственной выносливости и оценки понесенного мной ущерба.
– Следовательно, он может поджидать в засаде на низкой орбите?
– Для него это было бы наилучшей стратегией.
Я устало потерла лоб:
– Тогда что толку в этом? Ты спрятала нас в горящем здании.
– Я же сказала, – невозмутимо ответствовала «Злая Собака», – что мы его убьем.
– Как?
– Заставив применить свое секретное оружие.
С дальнего ложемента фыркнула Лаура.
– Ты, конечно, шутишь? – спросила она.
«Злая Собака» обратила взгляд на нее:
– Торпеды в этих условиях бесполезны. Когда я, вынырнув из плазмы, попаду под прицел «Фенрира», мне достаточно будет нырнуть обратно и сменить позицию. Плазма разрушит датчики торпед, в фотосфере они не смогут меня выследить. И тогда «Фенриру» не останется иного выхода, как применить свое основное оружие – то, которым он сбил «Хобо» и обезоружил «Хейст ван Амстердам».
– И что тогда?
– Тогда, – улыбнулась аватара, – увидим.
– Что увидим?
Она улыбнулась еще шире. В ней появилось что-то плотоядное.
– Увидим, – растягивая слова, ответила «Злая Собака», – действительно ли я хоть вполовину так умна, как о себе думаю.
«Злая Собака» протянула до момента, когда нам грозила опасность поджариться в собственном тепле, и я уже своими ушами слышала, как выбиваются из сил вентиляторы рубки, пытаясь ввести температуру в границы допустимого. А потом она внезапно рванула из этой каши. Вылетела на гребне адского пламени, вырвалась в чистое пространство раскаленным углем, шрапнелью разбрасывая вокруг себя брызги плазмы.
И в ту же секунду тактический экран окрасился красным. Нас взяли на прицел.
«Быстро работает», – подумала я, проклиная «Фенрира» и всю его команду – особенно Парриса.
Я наскоро пролистала файлы «Злой Собаки» и теперь знала об этом человеке все, что нужно было знать. Карьерист, служил на «Фенрире» в продолжение самых сомнительных операций минувшей войны. Верный, лишен воображения и практически ни перед чем не остановится. У него были белокурые редеющие волосы, каемка светлой бороды и голубые глаза – такие бледные и прозрачные, что казались, скорее, серыми. Я и предположить не могла, зачем ему приказали уничтожить два гражданских судна, зато отчетливо поняла, что именно этот нерассуждающий и безжалостный тип мог выполнить такие приказы без колебаний и без сожалений.
– Торпеда на сближении, – сообщил мне корабль. – Предпринимаю маневр уклонения.
Изображение моргнуло. В животе у меня все перевернулось, и мы снова начали разгоняться в сторону бурлящей поверхности солнца. Три торпеды – они шли широким веером – погнались за нами, пытаясь сократить разрыв в полторы тысячи километров. Каждая несла антиматерию на сто мегатонн. Но они не покрыли и половины разделявшего нас расстояния, когда мы снова нырнули в огненный океан.
50. Нод
Протискивался в щель между наружной и внутренней обшивкой. Интенсивный перегрев. Мечтал укрыться в ветвях Мирового Древа.
Дыхательные перчатки на всех шести лицах.
Во время боя корабль звенит, как гонг.
Заваривал разошедшиеся швы, по возможности расправлял промятые пластины корпуса.
Корабль как Мировое Древо после бури: так много надо чинить.
Сменил полурасплавившуюся пластину и двинулся дальше. Удалил осколок из переборки и двинулся дальше.
Распутал запутавшиеся провода. Сменил поврежденный.
И двинулся дальше.
Залатал место утечки за несколько мгновений до того, как Тревожная Собака швырнула себя в лицо солнцу.
Если бы я его не залатал, корабль бы пропал. Вся команда погибла бы. Сгорела бы в проникшей внутрь плазме.
Никто никогда не скажет спасибо. Никто не заметит.
Я просто чиню и перехожу дальше.
Я работаю инструментами.
Я спасаю корабль и перехожу дальше.
Я служу, я зарабатываю право на супружество.
Зарабатываю право вернуться домой, к Мировому Древу.
Я служу, как мы служили всегда.
Я исполняю свой долг.
Всегда есть что чинить.
Всегда что-нибудь ломается.
51. Аштон Чайлд
– Больше часа прошло, – сказал я. – Может, ушли?
За ударом, уничтожившим наш челнок, последовали еще два, и оба пришлись прямо за устьем пещеры. Мы укрылись внутри, спускались по виткам лестницы, пробираясь все глубже под поверхность Объекта, спасаясь от новых взрывов.
– Хочешь проверить – милости прошу, – сказала Клэй.
Она глотнула из горлышка груши с водой, навинтила крышечку и бросила ее обратно в ящик с пайками, а затем добавила: