Угличское дело

— Так это ж вырви-глаз и есть.

— Церепус конти.

— Вырви глаз.

Тобин отмахивается.

— Чугунный твой лоб.

Тобин занимался маленьким перегонным кубом с изящно сделанным змееевиком. Внутри куба что-то изящно бурлило. Тобин покачал меха и огонь под кубом разгорелся ярче.

— И как тебя такого невежу, царь Федор к себе взял?

— Невежа? Я какую хошь травку в лесу русском знаю. Да если хошь знать мне сам государь говорил. Икать начинаю, а когда тебя Андрейка вспоминаю, так сразу все проходит. Вот какой я лекарь.

— Тихо лекарь. — Тобин подставил к концу змеевика узкий и мелкий сосуд.

— Что это?

— О ты еще не ведаешь, что это такое. — Тобин протянул сосуд. — Пробуй.

— Отчего это? От запора? Насморка?

Тобин восторженно вдыхает аромат своего буйного первача.

— Это? Это от всего — наконец с восторгом произносит Тобин.

Тогда Андрюха решился.

— Как? — спросил Тобин.

— Во как. — ответил Андрюха начавшему крутиться поперек своей оси толстому лекарю…

* * *

Через некоторое время открылась дверь лаборатории. Она выходила в закоулок с тыльной стороны дворца. Тобин за руки волок бездыханное тело Андрюхи. Ругался.

— Наливай да наливай. 20 лет здесь живу и не могу привыкнуть. И дурь и удаль. Все без края.

Его остановил Каракут.

— Подсобить? — спросил Федор.

— А?

— Подсобить, говорю? Это ж Андрейка, помяс дворцовый. А я казак Федор Каракут. Живем рядом.

Каракут поднатужился и перекинул Андрюху через плечо.

* * *

Утром князь Шуйский сидел на смятой постели. Лицо опухшее и глаза невыспавшиеся. Слуга бесшумно поставил на стол чашку-плевательницу и бронзовую тонкую щеточку из конского волоса.

— Зови. — сказал Шуйский.

Вошел Пех и встал на том же месте, где вечером стоял Акундин. Он наблюдал, как князь Василий чистил зубы. Сплюнув в последний раз, Шуйский как-будто сейчас заметил Пеха.

— Пристав? Давно здесь?

— Зубы твои все сосчитал, княже.

— Ну, молодец. Тебе как спиться, Пех. Сниться тебе чего.

— Я все свои сны давно проспал. Теперь не сплю. Пережидаю.

— Смотри-ты. И я.

— Ты ж меня не за этим звал?

— И за этим. Злорадствую помаленьку. Уж позволь. В Пелыме я тебя ждал, а теперь ты меня обожди. Доносят, что видели тебя.

— И ты видишь. Что здесь такого.

— В Угличе видели. Во дворце, когда все случилось…

Шуйский соскользнул с кровати. Пех выслушал, а потом сказал.

— Со старостой я сам разберусь.

— Разберись. Ты в этом дока. Но и заботу мою запомни. Я эту весть у себя оставил, а не дальше пустил.

— Тогда и у меня для тебя новость.

— Говори, говори. Померяемся, чья новость важнее.

Пех устало сел на лавку.

— Пех! — удивленно сказал Шуйский.

— Слушай, князь…

Выслушав Пеха, Шуйский сел напротив Пеха.

— Значит Суббота.

— Суббота. — подтвердил Пех.

— Суббота? Диво. Зачем здесь Суббота?

— Не то диво. Диво с кем он встречался.

— Так…

— А вот это, князь, уж действительно сон. Тот самый, который мы давно потеряли.

* * *

Андрюха Молчанов проснулся. Нехорошо ему было. Все что видел, видел через мутное граненное стекло.

— Здоров ты, Андрюх, спать. — сказал Каракут.

— А что? Где я? Кто ты?

— Неужель не помнишь? У Волоховой встречались… Да ты пей, пей. В раз полегчает.

Стуча зубами о край горшка, Андрюха выпил душистого рассола.

— Ух, хорошо. Ух, неплохо.

Протрезвев немного, Андрюха повернулся. Он увидел Каракута, а рядом с ним еще и Рыбку вдобавок.

— Не пойму никак, чего тебе от меня надобно, казак? Чертова Аквавита, но какие завихрения пышные! Рассолу дай.

— Дам. Когда ответишь, то что спрошу.

— Спросишь — отвечу.

— Ты царевичу снадобье готовил?

— Я. Меня сам государь послал, а потом этот немчин приехал. А меня Нагие в клеть посадили. Сказали, что я царевича опаиваю Казнить меня надо. А сами ворожить заставляли на правителя. А царевич все дрался. Это ладно, если чин такой. А животину мелкую зачем по субботам резать. Котяток да щенков всяких?

— Поди не сам он такое выдумал?

— Князь Михаил. Для здоровья правильного, царственного…

— Видишь… Нечего на царевича поклеп возводить.

— Не видел так не говори. А я видел как царевич этой резаной субботы ждал. Как я сахарного пряника. А если бы в лета вошел, царевич? Тогда что? Все бы кровью умылись.

— Даже ты? Ты ж ведьмак? — спросил Рыбка.

— Я знахарь. Помяс. А меня. Глупые люди. Думают, иголку в дерево тыкнешь..

Каракут перебил.

— Так значит Тобин Эстерхази царевича пользовал?

— Он. Да разве он вылечит. Видал я его снадобья. Кобыльник вместо перепетуя. Кто ж так падучую лечит?

— Кобыльник? Он же тело слабит?

— Ты откуда знаешь? Слабит. Если много впихнуть так и кошку потравить можно.

— А человека? Допустим ребятенка?

— Это нет. Это воза два надо скормить без передыху. А немчин все перепутал со своей латынью… Рассолу дашь?

Каракут и Рыбка наблюдали, как Молчанов сражался с воротами, пытаясь выйти на улицу.

— Что? Не сходится? — спросил Рыбка.

— Кобыльник. А я думал.

— Что?

— Думал, что все понял.

— А теперь понял, что не понял, что понял? — пошутил Рыбка.

— Во-во. Слушай, а ведь они его кончать будут.

— Кто?

— Нагие Андрюху. Если дознается про него посольство, Нагих вместе с царицей на небо сошлют без остановки.

— Так я похожу за ним. — предложил Рыбка.