Углём и атомом

– Что там пропало на «Рюрике», дело десятое. А вот чего это мы с тобой, Анатолич, все чай да чай? Кое-кто обещал «сухой закон» лишь до Беринга. А мы уже в Беринговом море!

– Так я пролив имел в виду, – капитан слегка опешил от такой изворотливости.

– А не было конкретики! Посему я в своем формальном праве! Давай доставай. Все равно океан пуст, радар пасет, вахта бдит! Сутки, полтора до «плеча», так сказать.

– Хрен с тобой, – кэпу и самому, видимо, хотелось, – давай по маленькой.

– И по пять заходов, – радостно поддержал помощник.

Водка пошла в дело, с выдыхами, кряканьями, с возгласами «будем» и «хороша чертовка». И грузанула после первых же трех.

– Я красную – не очень люблю, а черную с трудом помню из детства, – на лице Шпаковского появилась ностальгическая улыбка. Улыбка из чистой перетекла в слегка глумливую… или похотливую.

– Ты чего? – с ленцой спросил кэп, больше отвлекаясь на еду.

– Вспомнил одну. Не икру, естественно, – усмехнулся, – бабенку. Там как раз дело с икрой было.

Он хотел, видимо, рассказать, но Чертов махнул рукой, дескать, «знаю я твои похождения», проговорив мимоходом:

– Не представляю – как ты теперь будешь в эти времена? С бабами. Ты ж всегда вольный был, то с одной, то с другой…

– И с постоянным «шерше ля фам»[33], – выразил Вадим, нисколько не бахвалясь, скорей наоборот – недовольно, – пока молодой был, так и девочки вполне молоденькие были, у которых замужество хоть и в неизменных базовых планах, но и погулять еще охочи. Вот и гулял. Гулял, гулял, а время-то идет и, начиная эдак с сорока происходит постепенная, планомерная сдача позиций, по возрастной категории дамочек. Худенькие двадцатипятилеточки тобой уже не интересуются. А там и вовсе подкатил приполтинник! По возрасту себе искать? Так извини, меня визуально и тактильно такие «аппараты» не вдохновляют. И так, блин, годы не к половому буйству, а тут еще к-э-эк скинет с себя одежонку, к-э-эк затрясет отсутствием талии – у меня вмиг сплошное невозбудилово. Пропадает, в общем всякое… И при этом, какая бы ни была, все туда же – дай! И прагматизм, и меркантильность… А продажной любовью и вовсе брезгую… да и неспортивно.

– Женская меркантильность заложена в генах еще с первобытных времен, – философски заметил Андрей Анатольевич, – самка всегда выбирала удачного, сильного охотника, кто прокормит и ее и потомство.

Шпаковский досадливо махнул рукой – типа: «знаю»:

– Дай уж докончить, коль спросил.

Шумно отхлебнув остывший чай, продолжил:

– Вот потому и хочется, потому и тянет на свеженькую беляночку с ясным взором, чистыми мыслями. Чтоб утром взглянуть на нее, посапывающую на кровати, и как в стишках тех:

Еще спишь, постели мяты,
Личико в подушку спрятав.
Сны еще не поняты.
Потому что у меня ты,
Ну, такая соня ты.

– Хорошо, – оценив, кивнул Чертов, – мечтатель, блин.

– И где я бы взял такую там, в нашем сумасшедшем айфоновом мире? Со своим полтинником за плечами и не нажитыми миллионами.

– А в этом мире, стало быть, рассчитываешь найти, старый ты хрен? Ну, получишь титул, звание… и? Женщины во все века одинаковы, почитай хотя бы «Анну Каренину».

– Женщины одинаковы. Эпоха другая, – хмельная тяжесть сменилась наигранной ухмылкой, – вдруг найду верную русоволосую православушку на преклонность свою?

– Слова-то какие находишь – «православушку».

– О православии, – начбезопасности пьяно выставил указательный вверх… подержал, подержал, потом плавно опустил, указывая себе в рюмку – наливай типа.

Налил.

Выпили.

– Иеромонах… надо ж – выговорил. Так вот, иеромонах! Наблюдение за ним… – и Шпаковский подчеркнуто уточнил: – В том числе и за ним, веду постоянное.

– Это понятно…

– Не такой он уж и благостный дедок. Да и дедок ли? Просто борода его старит. А так, сущий волк в овечьей шкуре. Когда Соломону, сиречь Сиднею Рэйли, «прогулку по доске» устроили, я думал, он возопит «не по-божески!»[34] Так нет! Слова против не сказал.

– А я не удивлен. Для попа, при практикующемся ныне в Российской империи цензе оседлости, иноверец из жидовского племени – красная тряпка.

– Вот-вот. Иноверец. Знаешь к кому этот церковник практически сразу докопался? К вахтенному матросу, Стасу Ломову.

– А что с ним не так?

– Да баловство – рунами старославянскими увлекается. Вот поп и углядел болт у него на пальце с символикой Перуна или Сварога, или еще какого-нибудь Мокши.

– А ты знаешь, – задумчиво проговорил капитан, – я вспомнил, как еще Николаша при посещении о чем-то подобном вопросы задавал. И еще все спрашивал, почему «красные звезды?».