Угнать за 30 секунд

В голосе его прозвучал острый, как бритва, сарказм. Я вздрогнула и резко обернулась, но уже было поздно: что-то пропело в воздухе, я открыла было рот… но губы только дрогнули, конвульсивно сжимаясь и разжимаясь, как у вытащенной на сушу рыбы, и я почувствовала, как по всему телу расползается губительное и неодолимое ватное онемение. Я поднесла ладонь к горлу и наткнулась на что-то колючее, тонкое и холодное, торчащее у меня под левой скулой.

Ну конечно. Дротик из пневматического пистолета. Дротик с ампулой нервно-паралитического действия. Я сама применяла такие…

Меня развернуло обратно, цепенеющий взгляд коснулся «поручика», тот коротко улыбнулся одной стороной рта и произнес спокойно, словно убаюкивая меня:

– Ничего страшного. Ничего страшного, Женя.

А ведь я не говорила ему своего имени.

Перед глазами пополз, смыкаясь, колышущийся театральный занавес, развалился пухлыми удушающими клубами дыма, и все поплыло, покатилось, ухнуло в неровно дышащую, влажно-жаркую тьму.

…Очнулась я от того, что нечто шершавое и неприятное на ощупь хлестало меня по лицу. Я приоткрыла один глаз и наконец осознала, что меня тащат волоком по влажной земле, а то, что причиняло неудобство моему лицу, – это плащ того самого мужчины, которого так ловко подсадил на трассе «гусар». Как оказалось позже, это меня спасло – очнись я хотя бы пятью минутами позже, мне бы пришел конец.

Впрочем, я как-то выдала то, что уже пришла в сознание, потому что женский голос произнес:

– Кажись, очухалась. Давай побыстрее ее тащи. Надо, чтобы с концами.

– Не трынди, Елена. Тут еще недолго идти осталось. Ну, как у тебя самочувствие, милая?

Этот вопрос был адресован уже не к Елене, а непосредственно ко мне, о чем мне и дали понять коротким крепким тычком в голову. Я пошевелилась и обнаружила, что крепко связана по рукам и ногам.

– Просто превосходно, – пробормотала я. – Простите… но я не понимаю, чем могла заслужить… такое ваше неудовольствие? Кажется, вы собираетесь меня убить?

– Она еще и расшаркивается, – с ноткой удивления произнесла девушка, не отвечая, впрочем, на мой вопрос. Поэтому я продолжила:

– Предполагаю, что это ваше деяние сильно изменит мою жизнь, вот мне и хотелось бы узнать – за что такая милость?

– А также пытается острить, – сказал мужчина в плаще, тоже игнорируя мой вопрос. – Только шутки выходят какими-то… плоскими, что ли.

– Как машина Косинова, – хихикнула девица.

– Впрочем, она мне даже понравилась, – вступил в разговор «гусар», – так что почему бы не сказать? В общем, нам приказали тебя убрать. Не оправдала ты чьих-то надежд, подруга.

– Кто? – прохрипела я. – Кто приказал?

– Да это не суть важно. Мне, со своей стороны, тебя даже жаль, но – заказ есть заказ.

– Хватит трепаться с ней, Борис, – буркнул «попутчик», – уже пришли. Вяжи ей ноги.

– Они как будто и так связаны, – любезно отозвалась я, чувствуя, как по мере ослабления действия вколотого мне препарата проходит тупая стылая слабость во всем теле, ноги наполняются теплотой и силой. Только, кажется, это ненадолго… Лучше бы этот «гусар» пригласил меня на дачу. На шашлыки. Об этом я поспешила сказать ему, и он произнес:

– Да я, со своей стороны, точно так же – ничего против тебя не имею. Знаешь, я куда с большим удовольствием пригласил бы тебя на дачу. Поели бы мяса, попили шампанского, потанцевали… в общем, все путем. Я ведь по натуре гуманист. Вел сейчас машину и думал: какая глупость – заказали бы мне старую злобную мегеру, которых толчется немерено по нашим улицам, так нет же, предложили убрать молодую красивую женщину, которая мне самому понравилась. Честное слово, я не виноват, – приложил он руку к сердцу, а «попутчик» тем временем еще раз стягивал мне ноги. Еще раз? Нет. Теперь он, оказывается, набросил на щиколотки веревочную петлю, а на другом конце веревки был привязан обломок железобетонного блока, – судя по размеру, килограммов на сорок-пятьдесят.

– Можешь быть доволен, поручик Боря, – выдавила я, – ты стал автором последнего комплимента, который я, видимо, слышу в своей жизни.

– Да не грузись ты, – отозвался «гусар» таким тоном, какой я в иной ситуации назвала бы ободряющим. – Вот Коля, – кивнул он на попутчика, – был в клинической смерти. Говорит, ничего страшного, хоть он там никого и не знает.

Клинический Коля глянул на своего подельника и скептически бросил:

– Так. Опять коксом ужалился. Когда только успел-то?

– А он, раз ему за рулем пить нельзя, с собой «дурь» в гильзе от «макарова» таскает, – отозвалась женщина. – Наверное, и дернул, пока мы ее вязали. Ну, мужики, берите.

Мы находились на берегу водоема, который представлял собой нечто среднее между пересыхающим прудом и болотом. Осклизлый берег был затянут каким-то бурым месивом, испускавшим запахи влажного перегноя и гнили. Было темно, и потому мои убийцы ступали осторожно, ведь любой шаг мог вывести на скользкую почву, а там недалеко и от падения в пруд.

– Если уж решили меня утопить, так неужели вы не могли найти чего-нибудь поприличнее, а не эту вонючую лужу? – спросила я с вызовом. – Что я вам, головастик, что ли?