Но кто же все-таки меня заказал? Не генерал же Фомичев, в самом деле? Поговорив по душам, тут же приказал убить? Едва ли. Хотя именно он знал, в какое время и по какой улице я пойду после разговора с ним. Но и другие, если за мной следили, этого могли ожидать.
Нет, гадать бесполезно. Нужно размышлять более предметно, а пока что для этого нет достаточного количества информации. Есть, конечно, промежуточные итоги, и в каком-то смысле их можно назвать ошеломляющими, но… Все еще может перемениться. Встать с ног на голову.
Пока все эти светлые мысли скомканной чехардой скакали в моей голове, я достигла дома Антона Кузьмича, где вот уж который день гостил дядька братца моего драгоценного Алексей Фомич, вот ведь живут мужики! Ничего не делают, только пьют, гуляют… На какие, интересно, шиши они вообще существуют?
В доме горели окна. Я потянула на себя калитку. Вошла. Дверь в дом была приоткрыта, и из прихожей я услышала глухие голоса, в которых звучала явная экспрессия:
– Да я ж тебе говог\'ил, Кузьмич, что тово каг\'па надо было тянуть с подводкой, остог\'ожненько так… с подводкой! А ты – сог\'вал! Как будто это тебе баклешка, а не кг\'упняк!
– С п-подводкой… А мы с чем пили? Самогон кончился, вот и пришлось заправляться б-беленькой.
– Ты куда себе ложишь столько? Так если ложить, то….
– Надо говорить: к-класть. Я кандидат словесности!
– Знаешь, кончай ты этот балаган. Надоело уже тебя слушать. Кандидат словесности он… У нас был такой Водянюк, так он пг\'о себя написал вот так: «Я, Виталий Водянюк, кандидат почти наук…»
Я неслышно вошла.
– Здравствуйте. Ну что, починили катер?
Дядьки слаженно обернулись. На этот раз более трезвым был низенький и толстенький Антон Кузьмич, потому он первым узнал меня и повел речь следующего содержания:
– А-а… п-погоди… Ну что, н-нашла лесопилку? И как, удачно поб-бывала?
– Вы помните про это, да? А вы, я смотрю, с рыбалки.
– Ага. В-вот ушицу хлебаем. И еще пожарили рыбки. А я сегодня в-вот такого сома упустил! – И Антон Кузьмич развел руками так, что едва не ударил по уху своего собутыльника, на что Алексей Фомич, видимо, обиженный, отозвался злобно:
– Вг\'ет! Слушай ты его больше… Он бы с утг\'еца чуть побольше выпил, так не только сом, а и сам дьявол в зеленой мантии клюнул бы. А там не сом был, а подлещик, к тому же тощий, как гусеница.
– Да ты сам ш-шары залил, вот и к-кобенишься, – обиделся в свою очередь уже Антон Кузьмич, и тут он заметил, что я трясусь и с ног до головы мокрая. – Ч-черт, кто же это тебя так искупал? Или ты этот… м-морж?
– Да так, неудачный заплыв был, – уклончиво ответила я. – В Волге.
– Ну так надо ж п-погреться! Иди-ка за мной, я т-тебе в сухое дам переодеться. Да иди, что ты боишься! Мы люди интеллигентные. Подглядывать и приставать не будем. В смысле, это… за Фомичом я присмотрю, пока ты там… а то он у нас блудливый типчик.
– Ишь гусь! – прошипел обвиненный в смертном грехе Алексей Фомич. – А кто в пг\'ошлом году сбил с панталыку Катьку с Бобовой улицы, да так, что она потом во-о-от с таким животом ходила? А сам говорил – «я только по хозяйству помогу, по хозяйству»! Вот и помог. Осеменитель!
Пока шла перепалка, я переоделась в широкие холщовые штаны и безразмерную колючую кофту, а свою одежду повесила сушиться. Когда я вернулась к столу, то перед отведенным мне местом уже красовалась тарелка ухи, полстакана желтоватого, ядрено пахнущего самогона и в отдельном блюде – две ароматные свежепожаренные рыбины. Лещ, по-моему.
– Ой, спасибо. Только самогон я как-то…
Дядьки недоуменно переглянулись, и Алексей Фомич, смерив меня уничтожающим взглядом, протянул:
– Вида-ал? Пг\'ишла, значит, вымокшая как цуцик, и с холоду, значит, не желает выкушать самогончику. Эдак и пг\'остудиться недолго. А, Кузьмич?
– Т-точно, т-точно, – поддакнул тот. – У нас в прошлом году пастух Федор продрог, с пастбища возвращаясь, но не выпил, потому что в завязке был. И что же? В-воспа… воспаление легких подхватил. К-крупозное. Да. А его подпасок, Мишка, так однажды напился, что всю ночь проспал на болоте. И ничего. Хоть бы хны. Еще Федору гостинцы приносил, пока тот б-болел. П-пирожные там, в-варенье. Однажды, когда жены Ф-федора дома не было, даже водку принес. И что ж ты думаешь? Тот водку выпил, и всю болезнь как рукой сняло. Потом они добавили, Федор залез на сарай, по пьянке свалился с него, ну и н-ногу сломал. Зато от первой болезни напрочь из-злечился. А как нога у него зажила, так к нему теперь напрочь н-никакая болезнь не пристает. А ты, значит, выпить не хочешь. Так в моем доме не пойдет. Ну-ка…
После таких слов мне, конечно, ничего иного не оставалось, как втянуть голову в плечи и, собравшись с духом, на одном дыхании опрокинуть в себя чудовищную жидкость. Правда, к моему удивлению, прошла она легко. Как сок или, скажем, минералка. Впрочем, дядьки были правы: в том состоянии, в каком я к ним явилась, едва ли стоило проявлять упрямство и выставлять напоказ свои приоритеты в напитках.