Уго Чавес

Однажды поздно вечером в дверь «Майсантеры» — дома, в котором жил Чавес, — на 11-й улице в Сан-Хоакине (штат Карабобо), постучал офицер, член «BR», один из участников предстоящего выступления. «Надо срочно встретиться, — сказал он. — Приходи в пивную в Кагуа». Когда Чавес вошёл в полупустой зал, то к своему удивлению увидел, что за дальним столом в облаке табачного дыма его дожидаются четыре молодых офицера — напряжённых, настороженных. Они тут же начали обвинять Чавеса в том, что он в очередной раз дал отбой вооружённому выступлению. В тот день на базе Либертадор традиционно проводился праздник, посвящённый годовщине национальных ВВС. Замысел заговорщиков заключался в том, чтобы разом, «атакой с воздуха» и при поддержке наземных частей, захватить президента Переса, его министров и высшее военное командование. Осуществление плана пришлось в самый последний момент остановить: не все командиры частей «MBR-200» находились на месте, в том числе Франсиско Ариас, командированный в Израиль для закупки вооружений для своей части.

Чавес пытался объяснить сложившуюся ситуацию, но офицеры ему не верили. Прозвучали откровенные угрозы. Только тут Чавес заметил, что собеседники настроены крайне агрессивно. Они не принимали никаких объяснений, говорили всё громче, привлекая внимание присутствующих. Чавес резко прервал разговор, бросил на стол деньги и ушёл, не желая продолжать бесполезную перебранку. Позже, уже в тюрьме, Чавес узнал от одного из участников встречи в пивной, что его той ночью собирались убить. Спасло его только то, что никто из «четвёрки» не осмелился взять на себя инициативу.

Несмотря на обвинения в «трусости» и даже «предательстве», Чавес следовал своей линии: для выступления необходимо выбрать самый благоприятный момент. Надо застать врасплох лояльные правительству силы. Эффект неожиданности — первостепенный фактор успеха. Ну а пока приходилось маневрировать, гасить конфликты среди заговорщиков, даже договариваться о «квотах» в будущем переходном правительстве. Так, в полдень 1 января 1992 года Чавес и Ариас конспиративно встретились с руководителями партии «Causa R» Пабло Мединой и Клебером Рамиресом. Обсудили ситуацию в стране и пришли к выводу, что с выступлением больше нельзя затягивать. Определили содержание первых декретов «новой власти», соотношение представителей от военных и партии «Causa R» в будущей гражданско-военной хунте. Если верить воспоминаниям Медины, Чавес и Ариас не претендовали на высшие посты в хунте. Им — на выбор — были предложены Служба президентской охраны (Casa Militar) и командование столичным гарнизоном, и они не высказали каких-либо возражений.

Ещё через неделю, на другой встрече с руководством «Causa R», на которую пришли Медина и Али Родригес (будущий министр боливарианского правительства), Чавес сообщил им, что восстание намечено на начало февраля, когда президент Перес будет возвращаться с экономического форума в Давосе. Тут же возник вопрос об оружии для волонтёров из «Causa R». Если оно будет, партия примет участие в выступлении и поддержит военных при штурме дворца Мирафлорес. Речь шла о трёхстах бойцах. Чавес заверил, что оружие есть. Договорились, что оно будет передано Али Родригесу вечером накануне восстания.

Звонок из Мирафлореса раздался около полуночи 2 февраля. Один из агентов «MBR-200», используя ранее обусловленный код, сообщил Чавесу точную дату и время возвращения президента. С этого момента начала стремительно разжиматься пружина заговора. «Операция Эсекиэль Самора» началась! Чавес вспоминал, что перед броском в неизвестность провёл несколько часов в кругу семьи: «Я отправился домой, чтобы проститься с детьми, с Нанси, оставить ей банковский чек и все наличные деньги. В ту ночь я не спал, просматривая документы, переживая сложные чувства из-за того, что наконец подходит к финалу один этап жизни и кто знает, начнётся ли другой этап или всё этим и завершится».

…Вновь переступить порог «Майсантеры» Чавес смог только через 17 лет. В сопровождении дочерей Росы Вирхинии и Марии Габриэлы он прошёл по тесным комнатам, показал им, где стояли их кроватки и где он, на всякий случай, уничтожал «лишние» бумаги. На вопрос журналистки, может ли Чавес что-то рассказать о жизни в «Майсантере» после стольких лет отсутствия, он ответил, что сделать это ему очень трудно, потому что боится заплакать. Он больше не сказал ни слова, но все увидели: глаза президента увлажнились, и он почти минуту молчал, пытаясь справиться с нахлынувшими чувствами…

В понедельник, 3 февраля, Чавес надел спортивную форму и, имитируя обычную утреннюю пробежку, сделал по маршруту «разминки» несколько звонков с телефонов-автоматов.