Уго Чавес. Одинокий революционер

— Друг моего двоюродного брата Нельсона Санчеса, — ответила она. — Уго иногда встречается с ними, чтобы поговорить по душам.

Объяснение показалось Эрме не слишком убедительным. Уго — человек занятой, просто «говорить по душам» не в его обычае. Атмосфера загадочности, окружавшая «Мартина», была развеяна в тот день, когда Эрма решила навести порядок на чердаке и среди старых вещей, пыльных журналов и книг обнаружила тайник с изданиями левомарксистского содержания. Эрма попросила у Элисабет разъяснений. Подруга хитрить не стала, объяснила, что её двоюродный брат является членом Партии венесуэльской революции, правой рукой её руководителя Дугласа Браво, он же — Мартин. Дом Элисабет использовался для конспиративных встреч.

Эрма спокойно восприняла известие о том, что она живёт в «гнезде конспираторов». Тем более что и Уго не стал скрытничать и признался: «Я веду двойную жизнь. Днём я обычный офицер и дисциплинированно исполняю служебные обязанности, а вечера я посвящаю другим задачам, работаю в пользу революционного проекта на благо страны. Я встречаюсь с людьми, убеждаю их в нашей правоте, чтобы потом привлечь к делу».

Постепенно Уго втянул Эрму в конспиративную работу. Позже он признался ей, что предварительно навёл о ней справки через проверенных людей: «Все мы ходим по краю пропасти, полиция упорно ищет заговорщиков среди военных». Эрма и не подумала обижаться: она видела, как много внимания уделяет Уго вопросам конспирации, понимала, что он чувствует свою ответственность за общее дело и особенно — за безопасность товарищей.

Когда Эрма стала полноправным членом организации, ей был присвоен псевдоним «Педро». Предполагалось, что мужское имя собъет с толку агентов, если какие-то подпольные документы попадут в руки полиции. По этому же принципу у Чавеса был псевдоним «Лyc» (Luz). Это женское имя, означающее «свет», «огонь», «луч», восторга у Чавеса не вызывало. Но пришлось согласиться.

В день военного переворота, 4 февраля 1992 года, он возьмёт в качестве радиопозывного слово «Кентавр» (Centauro). Оно звучало внушительнее, чем «Лус». Возникали даже исторические ассоциации с президентом Паэсом, генералом, участником освободительной войны Боливара. Паэса нередко называли «Кентавром из Баринаса». Оппозиционные остряки использовали потом слово Centauro для насмешек над Чавесом: Кентавр из Сабанеты! Это звучало комично.

Когда Эрму спрашивали, каким был Чавес в первые годы их совместной жизни, она не задумываясь отвечала: «Он был человеком спокойным, любящим, нежным, заботливым, как всякий товарищ. Я чувствовала, что он нуждался в большой любви и в душе был подвержен мучительным переживаниям. Уго объяснял их той двойной жизнью, которую вёл. С одной стороны, он был занят своим проектом и своей конспирацией и работал не жалея сил. И с другой — его жизнь в академии и все эти строгие военные дела, которые он должен был выполнять. Я думаю, что всё объясняется именно этим. Он всегда переживал за своих детей, был очень ласков с ними. Если они присылали ему рисунки, он поздравлял их, писал им тёплые слова. И я всегда ощущала в нём огромное сострадание к обездоленным людям. Я не могу отрицать этого».

Иногда между Эрмой и Уго возникали трения, которые впоследствии она объясняла так: «Я воспринимала его как человека одинокого, со многими переживаниями, постоянными тревогами. Уго нуждался в большом чувстве, считал себя обездоленным в любви и искал её. На нём сказывались обстоятельства детства (частое отсутствие родителей) и крестьянские ограничения жизни. Однажды, это было в 1985 году, он вышел из Военной академии на бульвар Лос-Просерес и сел в мою автомашину. По какой-то пустяковой причине мы с ним поспорили, в чём-то не сошлись мнениями. Я сказала ему в заключение: «Больше не спорю. Скажи мне, где ты сойдёшь, я спешу домой». Он вылез из машины и посоветовал мне «не поддаваться эмоциям». Он так и остался на бульваре, а я уехала».

Через три дня Уго пришёл к Эрме домой довольно поздно, часов в девять вечера. Она работала с книгами, делала выписки и печатала на машинке. Чавес прилёг в гамак, закурил, а Эрма продолжала писать. Не выдержав затянувшейся паузы, Уго поднялся, бросил сигарету на кафельный пол и с досадой придавил её ногой. Не отрываясь от машинки, Эрма сказала: «Слушайте, майор, эмоции надо держать под контролем». Это были те самые слова, которые она услышала от Уго на бульваре Лос-Просерес.

Та искренность, с которой Чавес ответил, поразила Эрму: «Да, ты никак не хочешь понять, что я — из крестьян и что иногда даже не знаю, как обратиться к тебе и как говорить с тобой. Потому что, ясное дело, у тебя другое происхождение, которое сильно отличается от моего».