Уго Чавес. Одинокий революционер

«Я познакомился с ним примерно в 1985 году, в Элорсе. Он был майором, начальником гарнизона и президентом тамошних праздников. Он пригласил меня выступить, а я после нескольких концертов в Маракае был не в голосе. Объяснил ему: «Шеф, много петь не смогу», на что он ответил: «Если ты споёшь народу ‘Сото de Maisanta’, я оплачу тебе как за полный концерт». Своё обещание он выполнил. На следующий день после выступления Чавес решил отвезти меня на военном джипе в Маракай. Мы добрались до переправы на реке Араука, но паром дал течь, и мы долго не могли перебраться на другой берег. Но с Чавесом время пролетело незаметно. Мы много говорили о революции, о народных страданиях, о переменах, которые нужно произвести в Венесуэле. Конечно, я тогда не знал, что говорю с человеком, который посвятил свою жизнь борьбе за такие перемены. Мы просидели в джипе до восьми часов утра. В какой-то момент Чавес почувствовал усталость и задремал. Я замолчал, потом тоже заснул и увидел сон. Хотя не знаю, был это сон или видение. Передо мной предстал Чавес, но не в полевой форме, а в белом торжественном мундире с золотым позументом. От удивления я проснулся, не зная, как истолковать это видение. И вот через много лет я увидел по телевизору парад на Лос-Просерес и Чавеса в белом президентском мундире, точно таком, в каком он мне привиделся на берегу Арауки. Да, Чавес — это загадочное явление, личность, выбивающаяся из безликой толпы…»

В Элорсе Уго продолжил поиски «следа Майсанты». Расспрашивая престарелых обитателей селения через семьдесят с лишним лет после боевых подвигов Майсанты, Уго открывал всё новые эпизоды жизни героического предка. Однажды Уго познакомился со старушкой Флор Амарильо, которая видела Майсанту, когда была девочкой. Флор рассказала, что партизанский вождь заглянул в их дом, чтобы встретиться с хозяином, и застал всю семью в слезах. Женщины объяснили, что неделю назад в селение нагрянул отряд полковника, служившего Гомесу. Полковник хотел арестовать хозяина дома, друга Майсанты. Не обнаружив его, увёз с собой одну из дочерей как заложницу. Расспросив обо всём, Майсанта сказал женщинам: «Я скоро вернусь» и ускакал.

Прошло несколько дней, и Майсанта снова появился у дверей скромного жилища. Он сумел найти и спасти девочку. Старушка, не скрывая слёз, сказала Чавесу: «Знайте, в стенах этого дома все боготворили вашего прадеда».

По словам Чавеса, именно в Элорсе он научился понимать индейцев. В венесуэльском обществе всегда существовало отторжение «коренных народов». Они жили как бы вне пространства и времени. Индейцев не считали венесуэльцами, они не имели документов. Энтузиасты-антропологи и социологи призывали изменить государственную политику в отношении исконных обитателей страны, но к ним мало кто прислушивался. Дилемма для туземцев была простой: или ассимиляция (если повезёт), или физическое уничтожение. По мере освоения окраинных земель страны натиск на индейцев усиливался. Судебными властями, как правило, игнорировались случаи насильственной гибели индейцев. Всё списывалось на «неблагоприятные условия жизни», «пьянство», «межплеменную вражду».

Вокруг Элорсы обитали племена йарурос (yaruros) и куивас Сcuivas), которых белые пришельцы методично выживали и безжалостно преследовали, загоняя в труднодоступные, непригодные для жизни места. Священник Гонсало Гонсалес посвятил Чавеса в историю взаимоотношений местных землевладельцев с индейцами. В начале 1960-х годов на берега реки Каньо-Карибе прибыли вооружённые люди, претендовавшие на «колонизацию» неосвоенных земель, которые принадлежали индейцам с незапамятных времён, и, чтобы согнать их с насиженных мест, применяли самые дикие методы устрашения, вплоть до геноцида.

Один из таких эпизодов вошёл в историю Венесуэлы как «кровопролитие в Рубейре». Землевладелец нанял на работу индейцев, обитавших по соседству с его имением. Первый день прошёл спокойно. Хозяин и его подручные присматривались. На следующий день, когда после нескольких часов работы индейцы сделали перерыв, чтобы поесть, на них внезапно обрушились удары хорошо отточенных мачете. Хозяйские головорезы были безжалостны: отрубали головы, убивали детей, вспарывали животы женщинам. Спастись удалось двум индейцам: они прыгнули в реку, несколько дней прятались в лесу и потом глухой ночью пришли к священнику. Он тайком переправил их в Каракас. Разразился скандал. В ходе расследования в окрестностях Рубейры нашли сожжённые человеческие останки. С помощью адвокатов и подставных свидетелей дело замяли: «виновными» оказались сами индейцы.