Угодный богу

На аллее сфинксов у подножия одного из каменных изваяний спали немолодой крестьянин с пробивающейся сединой в волосах и юная девушка необычайной красоты.

В темноте подземного храма старый жрец Хануахет беседовал с кем-то невидимым, но бесконечно величественным, ибо старик стоял перед ним на коленях, склонив голову в знак почитания.

– Ты хочешь, чтобы я поведал ей тайну ее предназначения? – спросил Хануахет. – Я должен это сделать? Я покоряюсь твоей воле, о могущественный, поскольку так надо для счастья моего ученика.

Старик поднял лицо к потолку и воздел руки:

– О, прекраснейшая красота! Слушай меня!

Перед взором ее закрытых глаз поплыли удивительные картины сказочной жизни царей и принцесс. Но она не завидовала никому из них. Она увидела чудесный сад за высокой каменной стеной, дворец с позолоченными залами, множество сокровищ, хранящихся среди роскоши убранства. Но не к этому лежал путь ее сердца, она не замечала богатств, она неслась дальше, сквозь коридоры и комнаты в тот зал, где на роскошном ложе спал человек. Еще не приблизившись к нему, она знала, что в нем заключено ее предназначение, только ради него стоил ей появиться на свет. Он был несказанно красив…

– Да, прекраснейшая красота, это он, – подтвердил чей-то голос.

Мимо спящих людей по аллее сфинксов быстрым шагом прошел человек в одежде жреца. От этого движения девушка открыла глаза и огляделась вокруг.

– Отец, промолвила она, осторожно трогая крестьянина за плечо. – Уже утро, скоро праздник.

– Нет, доченька, до праздника еще есть время. Видишь, люди еще не проснулись и жрецов нет.

В ответ девушка поднялась и пошла вдоль священной аллеи, с большим интересом разглядывая статуи сфинксов. Все ей было любопытно, она не могла дождаться того момента, когда увидит праздник, говорящую статую и, конечно же, фараона.

– Отец, а он похож на сфинкса? – громко спросила девушка и рассмеялась.

Амонхотеп IV открыл глаза и посмотрел на небо, раскрашенное розовой краской восходящего солнца Хепри. На миг ему почудился легкий девичий смех, словно шевельнувший прозрачную ткань занавески на окне. Фараон погрузился в какие-то мечты, и от этого лицо его расцветила счастливая улыбка, неожиданно изменившая лик властителя и сделавшая его прекрасным. Фараон опять закрыл глаза.

В храме Амона-Ра вокруг верховного жреца собрались служители культа великого бога солнца.

– Почему я не вижу здесь нашего мудрейшего? – строго осведомился Такенс, скользнув взглядом по лицам присутствующих.

– Хануахет болен, – ответил один из жрецов.

– Он прикован к постели, – подхватил другой.

– Наверное, вскоре он перейдет к богам, – с деланной грустью закончил третий.

– Хануахет и вправду так болен? – верховный поднял одну бровь.

– О, мудрый Такенс, я сам видел, как немощно его тело… – проговорил Брохут.

– Прекрасно, – спокойно промолвил верховный. – Это даже лучше, чем если бы он спорил тут с нами, давая советы или грозя немилостью бога нашего Амона-Ра.

– Хануахет давно выжил из ума, – поспешил поддакнуть Брохут.

– Не сказал бы, – после паузы заявил верховный, жестко глядя в глаза собеседнику. – Только в последний год он стал слишком много вмешиваться не в свои дела.

– Я это и хотел сказать, – промямлил тот.

– Итак, сегодня мы обойдемся без Хануахета. Вы помните, что нам суждено сделать нынче утром?

– Да, – почти шепотом отозвались жрецы.

– Помните: этот праздник должен дать нам отныне и навсегда неограниченную власть над фараоном и над Обеими Землями Нембаатра. Царицей будет объявлена самая достойная, самая прекрасная девушка Египта, дочь честного человека… Как решили вы, мудрейшие, – верховный посмотрел на жрецов. – Моя дочь…

А в это же самое время во мраке подземелья старый жрец стоял у жертвенника, перед которым горел факел, и, казалось, дыхания не было в тщедушном теле Хануахета. Его взор был устремлен вперед, руки обращены ладонями вверх. Вдруг едва различимая искра пробежала параллельно ладоням на уровне лба старика. Затем это повторилось, и в глухом помещении раздался низкий раскатистый голос, такой же, как тогда, во время встречи с Амонхотепом.

– Ха-ну-а-хе-э-эт, – вещал кто-то таким образом, что, казалось, будто сотрясаются стены. – Я здесь, я говорю с тобой.

Пламя факела дергалось в разные стороны, загасая и вспыхивая вновь, яростно треща, как под порывами ветра.

– О, великий! – заговорил жрец. – Ты обещал Египту благоденствия и процветания. Ты послал нашей земле Амонхотепа, человека, которому суждено поколебать веру нечестивцев, предавших бога; ты открыл ему страшную тайну, показав ту, что послана тобой на землю, где ему суждено быть фараоном. Но не ей дано право быть названной великой царицей Обеих Земель.

– Она будет царицей Египта, – ответил голос.

– О, великий! Не ее имя назовут сегодня устами оракула, не ее!

– Ее имя, – настаивал кто-то невидимый; пламя мерцало.

– Как же это может произойти? – жрец ждал ответа, но голос стих; тогда старик заговорил снова. – Возможно ли помешать этому? Что нарушит заговор жрецов? Кому под силу сделать это? Кто тот храбрец?