Мои собеседники смотрели на меня совершенно серьезно. Сам спросил:
— А ты сможешь?
— Что? Раскидать?
Он кивнул. Я неожиданно понял, что они совершенно серьезно рассчитывают на меня — в глазах Сама не было и тени шутки. Я задумался. Конечно, непосредственное воздействие скелле я отобью — по крайней мере до сих пор у меня это получалось. Но что если они задействуют своих профи? Что если меня долбанут какой-нибудь сосулькой килограмм под тридцать или запустят шарик из плазмы в несколько тысяч градусов? Я был совершенно не уверен в результате. Против одной скелле я еще могу предположить, что делать, чтобы отбить такую непрямую атаку, но если их будет двое или трое? Скорее всего меня просто убьют. До сих пор мне везло, так как сестры не видели во мне ни малейших следов дара и относились как к декорации — к мебели. Да и тогда, когда начинали о чем-то догадываться, то действовали всегда напрямую, без лишних, с их точки зрения, сложностей. Если бы та скелле на пляже — Таута, ударила по мне банальным электрическим разрядом, то я бы уже ничего не смог сделать. Я просто не знаю, как от него защитится, все, что я могу — ударить первым. Короче, любая встреча с группой скелле для меня по-прежнему смертельно опасна. Рассчитывать лишь на шаблонность их действий и на то, что меня не распознают как значимую угрозу — нельзя.
— Честно? Не знаю. С одной, скорее всего, справлюсь. С парой, только если ударю первым или они не обратят на меня внимания. Честно говоря, и одна, но одаренная — размажет меня, как масло по лепешке.
— Чего же тебя Ана не размазала? — по напряженному лицу Сама было ясно, что для него этот момент крайне, жизненно важен.
— Сам, ты когда-нибудь сердился на табуретку?
— На что?! — тот нахмурился в недоумении.
— Ну, знаешь, бывает, стукнешься о табуретку ногой, мизинцем, к примеру — больно ужасно. И бывает так больно, что ты эту табуретку растерзать готов. Я, наверное, не образец выдержки — мне доводилось в такой ситуации лупить ногой по неодушевленному предмету. Как думаешь, кому от этого было хуже? Мне или табуретке?
Сам медленно опустил голову, показывая, что начинает понимать, о чем я.
— Так вот. Если бы я действительно захотел уничтожить мебель, как думаешь, справился бы? Можешь не отвечать — вопрос риторический. У человека миллион способов уничтожить деревяшку и еще тысяча машин и инструментов в помощь. — Я немного помолчал. — Ана не убивала меня. Она не просто сильная скелле, она еще и сообразительный и умный боец. Пожелай она осознанно убить меня — думаю, что она бы это сделала. А то, что там произошло — просто семейные разборки. Ну, вы же в курсе, кто ваша дочь?
Сам кивнул и хмуро закончил:
— А еще я в курсе, кто отец ее ребенка.
Я налил себе воды, отломил пастилы и бросил ее в кружку. Качка сама размешает напиток.
— Надеюсь, что в очередной раз пытаться убить меня вы не станете. Я устал, хочу жить и, вообще, обидчивый.
Глаза капитана полезли на лоб, он вопросительно уставился на Сама. Тот смутился, отвернулся и некоторое время молча смотрел в сторону океана.
— Илия, у нас большие проблемы. В нашей семье, — он выделил голосом это «нашей», — произошло чудовищное происшествие. Мне кажется, что мы можем потерять Ану. — Он немного помолчал, поджав губы, и добавил: — Я охраняю свою семью, а не разрушаю. Я никогда не мог бы даже подумать о том, чтобы убить ее члена. Нас осталось слишком мало, чтобы растрачивать жизни без смысла. Кроме того, какие бы проблемы в семье ни были, они не касаются посторонних. Если понадобится решить вопрос с тобой, то я лично буду заниматься этим.
Сам в упор смотрел на меня. Капитан выпрямился и отодвинулся, как если бы случайно оказался на чужих разборках. На меня патетика Сама произвела мало впечатления, но и никакого смысла в продолжении этой темы я не видел. Я хотел на всякий случай обозначить, что в курсе его проделок — только и всего. Пусть знает, что я могу предъявить ему свой счет. А остальное поживем — увидим!
7
Далекий берег к вечеру превратился в тонкую темную полосу, окаймленную широким прибоем. Вдали периодически виднелись какие-то постройки, несколько раз мы встречали суда, идущие на север, ближе к вечеру на воду выползли небольшие лодки ловцов морского лоха. Наконец, однообразный, низкий, почти плоский берег взбугрился, вспучился плотными зарослями — мы подошли к дельте. Заложив вираж далеко в море, яхта Сама нацелилась на едва видимый проход в густой растительности. На волнах качались ярко выкрашенные, пестрые, красно-белые буйки, мимо которых, прижимаясь к ним правым бортом, и направилось судно.