Уголь – не сахар. Просто (о) Кемерово. Сказки и былицы

Случаев вынесения приговоров и осуждения граждан Кемерово на реальные сроки за продажу какого-либо штучного предмета на базаре, пусть даже и по завышенной цене, не было. Могли оштрафовать или, согласно статье 33 УК РСФСР («Общественное порицание заключается в публичном выражении судом порицания виновному с доведением об этом в необходимых случаях до сведения общественности через печать или иным способом»), написать письмо на работу: дескать, а ваш-то сотрудник – «махровый»* спекулянт, разберитесь! Ну а дальше – товарищеский суд, профком и отправят неудачника в самый хвост очереди на улучшение жилищных условий. А это, надо вам сказать, был страшный приговор.

Дела по статье 154 милиционеры шили без фанатизма, потому что звёздочку за мелкого спекулянта точно не получишь: «Ну, купил гражданин Петров ковёр за двести рублей и перепродал за триста. Мелкое правонарушение». Гораздо интереснее им были крупные системные перепродажи, совершаемые должностными лицами в торговле и в общепите: уход дефицитных товаров с баз, минуя магазины, скупщикам, махинации в ресторанах. При полном отсутствии в ресторанах СССР контрольно-кассовой техники просторы для обогащения там были необозримыми. Но там у сыщиков была другая проблема: большинство советских директоров в торговле и общепите были хорошо «вписаны» в систему, и голыми руками их не возьмёшь. У каждого из них имелись «свои люди» среди партийцев, больших милиционеров, прокуроров и т. д.

Вдоль ограды базара слева – продавцы ковров. Ковры входили в тройку сакральных желаний советского человека: ковёр, хрусталь и дублёнка. Ни одного, ни другого, ни третьего никто никогда не видел на прилавках магазинов, но у всех на стенах и в сервантах «это» было. Ковры большими цветными парусами висели на деревянном заборе. Те, кто не успел занять место на заборе, продавали с земли, отогнув край ковра для демонстрации узора и расцветки. Где-то там же ещё и мебель.

Вперёд от входа по центру – бабки с семечками. Торговок шесть в ряд. Щегловские кулацкие морды. Зимой – в тулупах, закутанные в плотные коричневые и серые шали. Летом – опять же в чём-то чёрном и замотанные в кокон платков. На земле стоят большие холщовые кули-мешки с жареными и сушёными семечками, за ними на скамеечках сидят необъятные торговки. Одна из них негромко зазывает покупателей:

– Сёмки-сёмки, налетай! В моде свежий урожай!

– Летит в небе самолёт, пилот семечки грызёт, – отвечает ей товарка с другого краю.

Стакан – 20 копеек. Здесь-то и идёт самая бойкая торговля на базаре – покупает каждый второй. Бабки рубят «бабки». Двадцатник – сущая мелочь, найдётся у всякого. Для милиции тулупы с сёмками – «колхозная шушера», а на самом деле – настоящие воротилы теневой экономики! Какие деньги поднимали…

Вся земля, куда ни глянь, вокруг покрыта слоями шелухи. Принято ходить-глазеть, нырять рукой в кулёчек и сплёвывать её на землю. Осенью и весной здесь под ногами специфическое месиво из грязи и шелухи, похожее на навоз.

Как всегда, доступная цена и массовый спрос творили чудеса. В воздухе уже был разлито молоко «быстрой наживы» на купи-продай, но немногие из страждущей лёгких денег молодёжи понимали, что настоящие капиталы куются у них под носом через стакан за 20 копеек. Им грезился Adidas, финские куртки и японские часы с семью мелодиями как предметы для перепродажи и быстрого обогащения. В ходу были сложные схемы – слетать в Таллин, купить там у поляков дешёвую бижутерию и перепродать её в Кемерово или привезти из Калининграда вязаные финские шапки Karhu. Малолетки считали, что где импортное, там и большие барыши. Лопухи! Вот таких «молодых да ранних» и прихватывал ОБХСС. Настоящим искусством крутого барыги при этом было незаметно «скинуть» товар, пока милиционеры вели его к своей будке, которая располагалась здесь же – в глубине барахолки. Деньги он, конечно, на этом терял, но сейчас важнее было уйти «сухим» – без протокола. «Где товар?» – «Какой товар? Сказали идти, я и шёл, а товара у меня никакого и не было…»

Шумит базар! Справа – ряды с аквариумными рыбками, всякими мелкими домашними животными типа хомячков и морских свинок. Далее направо – поросята, кролики. Ещё чуть глубже – гашёная и негашёная известь, корма для домашней скотины, какие-то клетки, самодельные деревянные лопаты, мётлы, веники…

Дальше по прямой – «алики», парни из Средней Азии с прилавками помидоров и огурцов. Тоже малоприметные советские миллионеры, как и грузинские цветоводы – «гвоздичка за рубль». Ну сколько заработаешь на помидорах? Нормально.

У бабушки в доме была свободная комната, которую «алики» регулярно снимали. Имена у них были длинные и замысловатые, и бабушка их плохо запоминала:

– Баба Паша, зови меня просто Алик! – сказал ей как-то один из жильцов, так она всех их и называла.

Овощи привозили машинами. Ассортимент был небольшой, но проверенный: помидоры и огурцы. Сорили деньгами перед местными девчонками, ходили обедать по ресторанам. Не бедствовали.