Уголек в пепле

– Глаза вниз, – работорговец отцепил меня от перекладины, и я, пересилив себя, посмотрела под ноги, на мощеную улицу. – Говори с Комендантом, только если она сама заговорит с тобой. Не смотри ей в глаза – она секла рабов и за меньшее. Когда она даст тебе поручение, выполняй его быстро и хорошо. Она будет уродовать тебя в первые недели, но, в конечном счете, ты ей еще спасибо за это скажешь. Если рубцы будут страшные, курсанты-старшекурсники не станут тебя слишком часто насиловать.

– Последняя рабыня продержалась две недели, – продолжил работорговец, не замечая, что меня бьет дрожь. – Комендант весьма огорчилась по этому поводу. В том моя вина, конечно – я должен был предупредить девушку. По-видимому, она чокнулась, когда Комендант прижгла ее раскаленным железом. Бросилась со скалы. Никогда так не делай. – Он взглянул на меня твердо, как отец, предостерегающий заблудшего ребенка от бродяжничества. – Или Комендант решит, что я поставляю ей плохой товар.

Работорговец кивнул в знак приветствия стражникам, стоящим на воротах, и потянул меня за цепь, как собаку. Я поплелась за ним. Изнасилование… увечья… каленое железо. Я не смогу сделать этого, Дарин. Не смогу.

Меня захлестнуло желание бежать, столь мощное, что я замедлила шаг, остановилась и отстала от работорговца. Внутри все свело, и я думала, что заболела. Но работорговец сильно дернул цепь, и я заковыляла вперед. Мне некуда бежать, осознала я, когда мы прошли под железной, в шипах, воротной решеткой Блэклифа, опускающейся за нашими спинами. Мы оказались на земле, о которой ходило столько легенд. Теперь некуда идти. И не существует другого способа спасти Дарина.

Я уже здесь. Больше нет пути назад.

12: Элиас

Через несколько часов после того, как меня назвали Претендентом, я покорно стоял рядом с дедом в холле его особняка, больше похожего на пещеру. Мы приветствовали гостей, прибывающих на мой выпускной вечер. Хотя Квину Витуриусу уже исполнилось семьдесят семь, женщины до сих пор краснели, когда он смотрел им в глаза, а мужчины морщились, здороваясь с ним за руку. Свет лампы окрасил его густую белоснежную шевелюру золотистыми бликами, и, глядя на то, как он, возвышаясь над всеми, кивает каждому гостю, я невольно представил сокола, что взирает на мир с высоты.

К восьмичасовому колоколу особняк заполнили самые знатные семьи патрициев и самые богатые торговцы. Единственные плебеи здесь – конюхи. Мою мать на празднество не пригласили.

– Наши поздравления, Претендент Витуриус, – усатый мужчина, возможно, мой кузен, потряс мою ладонь обеими руками, выбрав тот титул, которым нарекли нас Пророки во время выпуска. – Или я должен сказать, ваше Императорское Величество?

Человек осмелился взглянуть на деда с угодливой улыбкой. Но дед не удостоил его вниманием. И так продолжалось всю ночь. Люди, имена которых я не знал, обращались со мной так, будто я их давно потерянный сын, или брат, или кузен. Половина из них, возможно, и в самом деле приходились мне родственниками, но прежде их никогда не волновало мое существование.

Подхалимы перемежались друзьями – Фарисом, Дексом, Тристаном, Леандром, но больше всех я ждал Элен. После того, как мы приняли клятву, семьи выпускников хлынули на поле, и Элен увели родственники прежде, чем я успел перемолвиться с ней хоть словом. Думала ли она об Испытаниях? Придется ли нам сражаться друг с другом? Или мы будем заодно, как бывало всегда с самого поступления в Блэклиф? Каждый мой вопрос порождал все больше и больше других. И больше всего меня терзала мысль: как мое назначение Императором, что само по себе мне отвратительно, может привести к заветной цели: «истинной свободе души и тела»? Одно лишь ясно: как бы я ни хотел сбежать из Блэклифа, с Академией еще не покончено.

Вместо положенного месяца нам дали только два дня отдыха. Затем Пророки потребуют, чтобы все курсанты – даже выпускники – вернулись в Блэклиф, чтобы стать свидетелями Испытаний.

Когда наконец Элен в сопровождении родителей и сестер появилась в доме моего деда, я забыл поприветствовать ее. Я уставился на нее во все глаза. Она поздоровалась с дедом, такая изящная и блистательная в своих доспехах с развевающимся черным плащом. Ее серебристые волосы блестели в свете свечей и ниспадали волнами.

– Осторожнее, Аквилла, – сказал я, когда она приблизилась. – Ты выглядишь почти как девушка.

– А ты выглядишь почти как Претендент. – Ее улыбка не коснулась глаз, и внезапно я осознал, будто что-то исчезло. Ее приподнятое настроение испарилось, она дрожала как будто перед битвой, которую ей не выиграть.

– Что случилось? – спросил я. Она попыталась пройти мимо, но я поймал ее за руку и развернул к себе. В глазах пронеслась буря, но она выдавила улыбку и мягко высвободила пальцы из моих рук.

– Все в порядке. А где угощение? Я проголодалась.

– Я пойду с тобой…

– Претендент Витуриус, – прогремел голос деда. – Губернатор Лейф Тэнэлиус желает сказать слово.

– Лучше не заставлять ждать Квина, – посоветовала Элен. – Он выглядит непреклонным.