Уголек в пепле

– Это Испытания, – она на мгновение перестала раскладывать белье. – Братья Фаррары вернулись этим утром. А Аквилла и Витуриус едва успели вовремя. Их бы убили, если бы они появились даже на несколько секунд позже.

Это была самая длинная фраза, сказанная ею за раз. И мне пришлось одернуть себя и не пялиться на нее.

– Откуда ты знаешь? – спросила я.

– Вся школа об этом говорит, – Иззи понизила голос, и я придвинулась ближе. – Даже рабы. О чем тут еще разговаривать? Разве что сидеть и сравнивать друг у друга синяки.

Я прыснула, и это выглядело так странно, почти ненормально, все равно что шутить на похоронах. Но Иззи улыбнулась, и мне стало легче. Барабаны снова застучали, и хотя Иззи продолжала свою работу, я видела, что она слушает.

– Ты понимаешь барабаны?

– Они по большей части отдают приказы. «Синий взвод вступает в дозор». «Всем Кадетам явиться к оружейной». Что-то в этом роде. Прямо сейчас им приказано прочесать восточные туннели. – Иззи посмотрела на аккуратную стопку полотенец. Светлая прядь упала на лицо, отчего она выглядела особенно юной. – Когда пробудешь здесь подольше, тоже научишься их понимать.

Едва она произнесла эту пугающую фразу, как в передней хлопнули двери. Мы обе подскочили на месте.

– Рабыня, – это была Комендант. – Наверх.

Мы с Иззи обменялись взглядами, и я с удивлением отметила, как тревожно и быстро заколотилось сердце. Страх медленно сковывал меня до самых костей, пока я поднималась по лестнице. Я не знала, почему так боялась. Комендант призывала меня наверх каждый вечер, чтобы заплести ей волосы на ночь и взять одежду для стирки. Сегодня будет то же самое, Лайя.

Когда я вошла в ее комнату, она стояла у комода, лениво водя кинжалом над пламенем свечи.

– Ты принесла ответ от кузнеца?

Я передала ей ответ Телумана. Комендант повернулась и посмотрела на меня с холодным интересом. Пожалуй, это были самые сильные эмоции, что мне доводилось наблюдать.

– Спиро не принимал новые заказы годами. Должно быть, ты ему приглянулась.

От ее слов у меня мурашки поползли по коже. Она потрогала кончик кинжала указательным пальцем и стерла выступившие капельки крови.

– Почему ты распечатала его?

– Сэр?

– Письмо, – пояснила она. – Ты открыла его. Почему?

Она стояла передо мной, и если бы можно было сбежать, я бы была у двери в мгновение ока. Я сжимала подол юбки в руках. Комендант склонила голову, ожидая ответа, как будто ей по-настоящему интересно, как будто хоть какой-то ответ мог удовлетворить ее.

– Это вышло случайно. Рука соскользнула… и печать сломалась.

– Ты не умеешь читать, – сказала она. – Поэтому я не понимаю, зачем бы тебе понадобилось открывать его намеренно. Если только ты не шпион, планирующий выдать мои секреты Ополчению.

Ее губы изогнулись в некое подобие улыбки, только совершенно безрадостной.

– Я… я не… – Как она узнала про письмо? Вспомнился шорох, который я слышала в холле после того как вышла из ее комнаты этим утром. Она видела, как я с ним возилась? Может, клерк курьерской конторы заметил на ней изъян? Не важно. Я подумала о том, что слышала от Иззи, когда только пришла сюда. Комендант видит и знает то, что не должна знать.

В дверь постучали, по команде Коменданта в комнату вошли два легионера и отдали честь.

– Взять ее, – велела Комендант.

Легионеры схватили меня, и теперь стало ясно, зачем ей понадобился кинжал.

– Нет, пожалуйста, нет…

– Тихо, – она обронила мягко, словно произнесла имя любимого.

Солдаты пригвоздили меня к стулу, их руки в тяжелых, как кандалы, доспехах держали мои руки, их колени опустились на мои ступни. Лица обоих не выражали ничего.

– Обычно я выкалываю глаз за такую дерзость или отрубаю руку, – размышляла Комендант. – Но не думаю, что покалеченная ты будешь так же нравиться Спиро Телуману. Тебе повезло, девочка, что мне нужен телуманский меч. Тебе повезло, что он положил на тебя глаз.

Она уставилась на мою грудь, на гладкую кожу прямо над сердцем.

– Пожалуйста, – взмолилась я. – Это была ошибка.

Комендант наклонилась ближе. Ее губы оказались всего в нескольких дюймах от моих, мертвые глаза на мгновение вспыхнули ужасающей яростью.

– Глупая девчонка, – прошептала она. – Ты еще не запомнила? Я не терплю ошибок!

Она сунула кляп мне в рот, затем взяла раскаленный нож и сделала глубокий надрез на коже. Она резала медленно, очень медленно. Запах обожженной плоти ударил в ноздри, и я услышала свои мольбы о пощаде, потом рыдания, потом крик.

Дарин. Дарин. Думай о Дарине.

Но я не могла думать о брате. Оглушенная болью, я не могла даже вспомнить его лица.

18: Элиас

Элен не умерла. Она не могла умереть. Она пережила посвящение, пограничные стычки, порки. Если бы она умерла сейчас от рук подлеца Маркуса, это было бы немыслимо. Часть меня, что все еще была ребенком, та часть, о существовании которой я уже забыл, выла от боли и ярости. Толпа во дворе подалась вперед. Курсанты вытягивали шеи, пытаясь разглядеть Элен. Лицо моей матери, высеченное изо льда, исчезло из виду.