Угольки

— Почему это неправильно? — теперь, когда это озвучено, мне почти легче. Я не стыжусь того, что чувствую к нему, так что нет причин не сознаваться в этом.

— Потому что ты хочешь этого лишь потому, что нет никого другого.

— Что? — я ахаю, совершенно ошеломленная его натянутыми словами.

— Это несправедливо по отношению к тебе. Что ты застряла со мной. Что в твоей жизни нет другого мужчины, кроме разбитого бывшего зэка, который достаточно стар, чтобы быть твоим отцом. Это несправедливо по отношению к тебе, и я не стану пользоваться ситуацией.

Он говорит искренне. Я слышу это по его голосу. Он серьезен, и это вызывает у меня желание расплакаться.

— Но у меня сейчас такое чувство, будто я умираю.

— Я знаю, детка. Мне очень жаль. Это естественно. У людей есть потребности. И у тебя никогда не было возможности испытать это с мальчиком твоего возраста. Который тебе очень нравится.

— Но я не хочу мальчика, который мне нравится.

— Конечно, хочешь. Когда снова станет тепло, я постараюсь почаще выводить тебя. Попробуем найти хороших людей, оставшихся поблизости. Может, найдешь себе хорошего парнишку, — он делает странную, рычащую гримасу, будто ему ненавистно говорить такие слова. Будто он ненавидит саму мысль об этом. Он не оборачивается ко мне.

И внезапно я понимаю. Что он говорит. Что он не говорит. И почему он всегда отстранялся, когда я подходила слишком близко.

Он хочет меня. Хочет. Не меньше, чем я его.

Но он считает, что хотеть меня в таком отношении — неправильно.

Так что мой голос звучит более ясно и собранно, когда тихо говорю:

— Кэл, я не хочу хорошего мальчика. Я не чувствую такого к хорошим мальчикам.

Он бросает взгляд на мое лицо. Его плечи заметно напрягаются.

Так что я говорю ему остальное.

— Я чувствую такое только к тебе.

Эти слова странно влияют на него. Он уставился на меня. Его дыхание сбивается.

Так что я повторяю.

— Ты единственный, кто когда-либо вызывал у меня такую реакцию.

— Ты серьезно?

Я сажусь в ту же позу, что и он.

— Да, я серьезно. Я не хочу какого-то парнишку. Я хочу только тебя, — мои щеки так горят, что как будто обжигают мое лицо, и я не могу сделать полный вдох. — Если ты меня не хочешь, я понимаю.

— Конечно, я хочу тебя. Кто тебя не захочет? Желать тебя — это неотъемлемая часть моей жизни.

Мы долго смотрим друг на друга, оба тяжело дышим.

Затем, наконец, я спрашиваю:

— Если ты не будешь трахать меня, ты можешь хотя бы прикоснуться ко мне?

— Прикоснуться?

— Нам необязательно трахаться. Я понимаю, если это для тебя чересчур. Но ты не можешь хотя бы… прикоснуться ко мне?

— Просто прикоснуться?

Я внезапно взволнована. Похоже, его стены наконец-то рушатся. Шаг за шагом, возможно, станет лучшей стратегией.

— Да. Это все, что мне нужно.

Теперь в его глазах тлеет нечто новое, горит как зарождение огня. Он на несколько секунд отворачивается, затем переводит взгляд обратно ко мне.

— Ничего, кроме моих рук.

— Меня устраивает. Я не хочу ничего такого, на что ты не согласен. Просто мне так сильно это нужно.

Вот и все. Он дает трещину. Ломается. Стонет и притягивает к себе на колени.

— Только руки.

Я не уверена, кому он напоминает — себе или мне, но это неважно. Потому что это происходит. Наконец-то.

Он располагает меня так, что я лежу поперек его коленей, опираясь на его левую руку, а мои ноги лежат поверх его бедер. Он запускает правую руку под пояс моих пижамных штанов и трогает мою киску.

— Черт, детка. Ты уже так возбудилась.

— Знаю, — я ерзаю от ощущения его пальцев на моей горячей, набухшей плоти. — Можешь еще потрогать мою грудь?

— Конечно.

Он убирает руку из моих штанов, забирается под кофту, чтобы погладить мою кожу. Находит мои груди, накрывает их. Дразнит соски большим пальцем. Ласкает меня, пока я не начинаю выгибаться и запрокидывать голову с бесстыдными стонами.

— Черт, — шепчет он. — Черт, ты ощущаешься такой сладкой и идеальной. Посмотри на себя, детка. Тебе хорошо?

— Да. Да. Так хорошо, — я беспомощно хнычу и пытаюсь уткнуться лицом в его толстовку. Я никак не могу лежать смирно.

Через несколько минут Кэл снова запускает пальцы под мои штаны. Он потирает клитор, пока я не начинаю буквально рыдать, а затем сдвигается так, чтобы трахать меня двумя пальцами.

Я ерзаю так сильно, что ему сложно удержать меня на месте, но он, похоже, все равно наслаждается этим. По крайней мере, мне так кажется. Он быстро и жестко двигает рукой, пока я не начинаю издавать постыдные, ритмичные охающие звуки и двигать бедрами навстречу его пальцам.

— Именно так, детка, — говорит он низко и сипло. — Ты так хорошо справляешься. Ты вот-вот так сильно кончишь. Позволь мне дать тебе это.

Я уже совсем не контролирую себя, лихорадочно пытаясь насадиться на его пальцы и вцепившись в его толстовку.

— Кэл. Кэл. О Боже.

— Давай, детка. Прямо сейчас. Ты можешь отпустить себя. Ты так хорошо справляешься, — он двигает рукой еще быстрее и жестче. Его пальцы порождают влажный чавкающий звук.