Уголовная защита

Наши защитники всегда внимательно следят за соображениями прокурора о квалификации преступления и не всегда внимательны к разъяснениям закона в напутствии председательствующего; они слишком доверяют его непогрешимости. Следовало бы поступать как раз наоборот. Доводы обвинителя неизбежно подлежат критике со стороны защиты и председателя; поэтому юридические ошибки его редко проходят незамеченными и не могут служить основанием для отмены приговора. Напротив того, заключительное слово председателя никаких возражений не допускает, и даже случайная ошибка его остается неопровергнутой, ибо сенатской практикой твердо установлено, что стороны не только во время речи председателя, но и после того не имеют права в присутствие присяжных обращаться к суду с заявлением об изменении или дополнении сказанного им. Между тем председательствующие не всегда бывают непогрешимы. Под влиянием утомления или рассеянности председатель иногда забывает объяснить присяжным их право отвергнуть каждое из обстоятельств, увеличивающих вину, или напомнить им о праве снисхождения. То и другое, несомненно, составляет и признается сенатом за существенное нарушение. Защитник должен быть настороже. Если ошибка была, надо по уходе присяжных просить о возвращении их в зал и о дополнительном разъяснении со стороны председателя; собственное объяснение руководителя процесса о сделанном им упущении может еще более ослабить обвинение в глазах присяжных. Если, напротив того, защитник ждет обвинительного вердикта, следует просить только о занесении сказанного в протокол, чтобы сохранить в запасе надежный кассационный повод. Укажу недавний пример в нашем суде. Подсудимый обвинялся в том, что украл сапоги, сняв их со спавшего пьяного. «Что касается кражи сапог, – сказал председательствующий, – то это, гг. присяжные заседатели, собственно говоря, не кража, а грабеж, потому что подсудимый, как вы слышали, обобрал пьяного на глазах сторожа, который все время следил за ним...» Председательствующий, конечно, знал, что для законного состава грабежа необходимо было сознание виновного о присутствии очевидца, но почему-то не договорил этого. Бывают и менее заметные, но не менее существенные промахи.

Подсудимый обвинялся в краже телеграфной проволоки на линии железной дороги в соучастии с двумя скрывшимися злоумышленниками. Линейный сторож заметил при свете луны человека, стоявшего на рельсах и с кем-то разговаривавшего. Вслед за тем он услыхал звон обрезанной проволоки и на откосе пути увидал еще двух человек. Он бросился к своей будке за ружьем и, оглядываясь, видел, что стоявший на рельсах стал уходить в противоположную сторону; двое других исчезли. Взяв ружье, он сейчас же вышел из будки, погнался за уходившим и на станции задержал его. На суде сторож утверждал, что это, несомненно, был тот самый человек, которого он заметил вначале и потерял из виду лишь на несколько секунд, пока входил в свою сторожку. Председательствовавший сказал присяжным: «Решение дела зависит от показания одного свидетеля. Если этот сторож заслуживает доверия, виновность подсудимого не подлежит сомнению. Если он показывает ложно, вы должны оправдать обвиняемого, ибо других улик в деле нет. Разберите же его показание. Вы могли видеть, что он говорил спокойно, уверенно, точно. Если это убеждает вас в его правдивости, вы скажете: да, виновен. Если, напротив, у вас есть какое-нибудь основание усомниться в его добросовестности, если вы можете допустить, что он способен оклеветать человека, которого видит в первый раз, навлечь на него суровое наказание вопреки данной им присяге говорит только правду, тогда, конечно, вы оправдаете подсудимого».

Все это очень вразумительно. Но председатель не заметил, что значение показания свидетеля зависело не от его правдивости, а от верности его наблюдений; он мог быть вполне добросовестным и вместе с тем ошибиться. О таких ошибках теперь есть целая литература Защитник имел полное основание утверждать, что председатель внушил присяжным неверное представление о силе единственного, по его собственному объяснению, доказательства в деле и тем направил их на ложный путь. Если бы председатель отказался от дополнительного разъяснения присяжным, это было бы серьезным кассационным поводом (ст. 801 у.у.с). Предосторожность эта оказалась, впрочем, лишней: благодаря внимательно продуманной и прекрасно сказанной защитительной речи присяжные оправдали подсудимого.

Все мы люди; не только присяжные, но и судьи не чужды человеческих слабостей. Бывает, как ни стыдно говорить об этом, что раздражение, вызванное защитой, отражается и на напутствии председательствующего. «Ну, кажется, я ему наложил», – говорит он, разумея защитника; а присяжные отвечают: «Да, виновен и не заслуживает снисхождения», разумея, к несчастию, подсудимого.