Уголовного розыска воин

«Газик» остановился у конторы геологической экспедиции. Арзубов поднялся на крыльцо, вошел в помещение, оглядел его. Вещи беспорядочно раскиданы. В углу сейф с отвисшей набок дверцей. На полу, в луже крови, лежит человек в беличьей шапке-ушанке с полотенцем вокруг шеи. На столе пустые бутылки из-под перцовой настойки, недоеденные рыбные консервы в банке. Валялись окурки, кусок хлеба. На стуле — осколки разбитого стакана с запекшейся кровью, тут же шерстяной в красную полоску шарф.

Оценив обстановку, Арзубов подал проводнику служебно-розыскной собаки старшине милиции Никулину шарф и приказал пустить по следу Рекса.

Собака юлой закружилась возле конторы, наконец рванулась вперед. Никулин и Арзубов еле успевали за Рексом. Луна ярко освещала голубоватый снег. Высокие сосны далеко отбрасывали черные тени. Дорога казалась разлинованной. Мороз был сухой, крепкий, обжигающий. Снег под ногами хрустел, словно кто-то ломал сухой валежник. Собака выбежала на окраину города, к лесу, подбежала к крыльцу большого дома под железной крышей, стала мордой тыкаться в дверь, царапать ее лапами.

Арзубов и Никулин забарабанили в дверь.

— Кого там нелегкая принесла? — простуженно прохрипел недовольный женский голос. Потом уже более мирным тоном спросили: — Кто там?

— Откройте, пожалуйста! Милиция.

Звякнула щеколда, и молодая женщина, посторонившись, впустила их в дом. Пахло винным перегаром. Муж женщины, видимо, только что проснулся и недоуменно таращил заспанные глаза. Арзубов задал ему несколько вопросов, но вразумительных ответов не получил. Хозяин как будто не мог понять, чего от него хотят, и только бессмысленно моргал глазами.

— Одевайтесь, поедете с нами, — сказал Арзубов. Тот снова что-то промычал и шагнул к выходу.

— Куда же вы его уводите? — заплакала хозяйка. — Ничего муж не мог сделать плохого! Ничего!

Арзубов не сомневался в причастности этого человека к преступлению и решил незамедлительно поговорить с ним. Однако подозреваемый говорил отрывисто, изредка бранился да просил закурить. Из всего сказанного им можно было понять только, что он — Каретин Игорь Сергеевич.

Так ничего и не добившись, Арзубов распорядился его задержать.

В маленькой камере спали двое. Каретин толкнул одного в бок, тот подвинулся. Он рухнул на освободившееся место и тут же захрапел.

Часов в девять утра его подняли. Милиционер принес завтрак, но Каретин есть не стал, его мутило. Когда немного пришел в себя, понял, что посадили его не случайно. Что-то он, вероятно, натворил. Он припомнил, как минувшей ночью пил со стариком сторожем в конторе геологической экспедиции, как сторож, разозлившись, ударил о стол стаканом, разбил его и порезал себе руку. А он помогал старику замотать руку тряпкой, А дальше? Дальше — туман... Больше он ничего вспомнить не мог.

Часов в одиннадцать Каретина вызвали на допрос. Он уже собрался с мыслями и, казалось, знал, что сказать, как оправдаться. Но под суровым взглядом Арзубова растерялся. А тот напрямик, не давая сосредоточиться, спросил:

— Расскажите, как вы ограбили кассу? За что убили сторожа? Назовите соучастников.

— Никакого сторожа я не убивал и кассу не грабил.

Каретин понимал, что его спасение — в полной откровенности. Он попытался овладеть собой. Здоровый, сильный мужчина выглядел сейчас жалко: вьющиеся волосы спутались, упали на глаза, руки дрожали.

— Старик хотел побить меня, — начал он. — Замахнулся стаканом. Я толкнул его. А он с размаху стаканом ударил о стол. Потом мы помирились. Допили третью бутылку, и я ушел домой.

— На какой почве возник скандал? — в упор посмотрел на Каретина Арзубов.

— Длинная это история, товарищ... гражданин Арзубов. Дед грешил на меня из-за сына... Я работал старшим рабочим на буровой вышке. Однажды сын старика — Ванюшка — попросил отпустить его в деревню. Я согласился. Ванюшка двое суток прогулял в деревне, вернулся пьяный и принес с собой несколько бутылок. Я отругал парня, а он, паршивец, снова напился, подрался с рабочим и сломал тому ключицу. Что делать? Я хотел все уладить по-мирному, но рабочие не согласились и велели сообщить о нем в милицию. Я так и сделал. Иван получил срок. Вот дед на меня и взъелся. Я ему много раз объяснял, как дело было, но никак не мог убедить. Вот и решил после получки еще раз объясниться, — торопился Каретин, искательно заглядывая в глаза Арзубову.

— Так и запишем, — обмакнул в чернила ручку Арзубов. — Теперь перейдем ближе к делу. Когда и за что вы убили сторожа?

— Я не виноват. Я не убивал! Я... я... я... — Каретин задыхался.

На третий день во время очередного допроса молодая женщина, следователь прокуратуры, подвинула Каретину постановление с большой гербовой печатью.

— Прошу расписаться. Вы арестованы.

Каретин как-то сразу обмяк, облизал сухие губы, дрожащей рукой поставил подпись и тихо, покорно сказал:

— Невинного человека сажаете.

Арзубову стало не по себе.