Уголовный мир царской России

Из той же боязни спугнуть Долматова Филиппову не хотелось дать старшему дворнику никаких оснований заподозрить о вмешательстве полиции в какие-то дела его квартирантов. Не было уверенности в том, что дворник не проговорится, а то и просто известит Долматова, и последний скроется. Поэтому Филиппов прибегнул к хитрости: вызвав к себе толкового агента, он заставил его тщательно загримироваться старым камердинером из хорошего дома, подробно объяснил ему предстоящую роль, после чего «постаревший» агент в седоватом парике, с расчесанными седыми бакенбардами и чисто выбритым пятачком на подбородке направился к старшему дворнику дома Долматовых.

Позднее он рапортовал:

— Вошел я во двор, нашел квартиру старшего дворника и постучал:

«Здесь живет Гаврила Никитич Пономарев?» — спросил я у встретившего меня мужчины. «Мы самые и будем». — «Очень приятно познакомиться, — сказал я приветливо, — а мы к вам по важному делу, Гаврила Никитич!» — «Милости прошу, присаживайтесь и рассказывайте, кто вы будете и по какому делу пожаловали?» — «Зовут меня-с Иваном Максимовичем. Двадцать шестой год служу я камердинером у богатых хороших господ. Господа ко мне привыкли-с и, можно сказать, считают своим человеком в доме. Да и как не считать-то? Двадцать пять лет служу им верой и правдой, весь дом на моих руках. Молодые господа все при мне родились и выросли. Ну, одним словом — доверяют. А пожаловал я к вам, Гаврила Никитич, по секретному делу, и в деле этом женский пол замешан». — «Вот оно что!» — удивился дворник. «Да-с! Дело, можно сказать, субтильное, Гаврила Никитич. Но ежели мне поможете, то в убытке не будете!» — «Что же, мы с превеликим удовольствием, Иван Максимович, за нами остановки не будет!» — «Так извольте слушать. Проживают в вашем доме господа Долматовы?» — «Как же, в третьем этаже квартиру занимают». — «Ну, так вот-с: как оно случилось, где наша, барышня повстречала молодого барина Долматова, — того мы не ведаем. А только сказать могу одно, что влюбилась она в них без памяти. Долго крепилась, молчала, а тут как-то призывает меня и говорит: “Сослужи мне, Максимыч, верную службу, раздобудь ты мне ихнюю карточку”. — “Да как же, милая барышня, я раздобуду-то ее? Я бы и рад, да где же найти-то?” — “А уж делай, как знаешь, хоть подговори, хоть подкупи кого, а только хоть из-под земли, да достань! Вот тебе, — говорит, — сто рублей на расходы, а понадобится еще — дам и еще!”»

— Да-с, ваше дело серьезное, — сказал дворник, — а помочь я все-таки, пожалуй, смогу, только, конечно, не пожалейте денег, расходы будут.

— Мы понимаем, как же без этого! Я вот пятьдесят целковых вам дам вперед, а остальные пятьдесят после, как только доставите мне карточку.

К следующему же дню карточка Долматова была получена и предъявлена для опознания. Подруга убитой тотчас же признала в ней одного из «веселых знакомых». На вопрос, этот ли господин оставил карточку, прислуга ответила: «Они-с!» Ювелир, не утверждая точно, усмотрел в ней большое сходство с продавцом кольца, и, наконец, приказчик от «Пека» сказал с уверенностью: «Они самые-с!»

Таким образом, Долматов оказался убийцей Тиме!

Но кто его приятель, участвовавший прямо или косвенно в этом убийстве? Ведь швейцар видел двух молодых людей, выходивших утром из квартиры убитой. Решено было сейчас же арестовать Долматова в надежде, что при аресте он назовет имя второго преступника.

Чиновнику К. предстояла весьма тягостная задача: явиться к старикам Долматовым, известить их о преступлении сына и арестовать последнего. Я и поныне не без волнения вспоминаю рассказ моего сослуживца об этих грустных минутах.

— Мне дверь открыла какая-то пожилая старушка, — говорил К., — не то старая нянюшка, не то экономка.

— Вам кого, батюшка? — спросила старушка.

— Мне барина вашего нужно видеть, вот передайте им мою карточку.

— Сейчас, сейчас доложу! Проходите, пожалуйста, в ихний кабинет! — и она открыла боковую дверь.

Я вошел в кабинет. Он был обычного вида; но что обратило мое внимание — это многочисленные фотографии убийцы, висевшие на стенах и стоявшие на письменном столе. За спиной моей послышались мягкие шаги. Передо мной стоял Долматов-отец, старик лет шестидесяти пяти, и, ласково глядя, приветливо мне улыбался.

— Чем могу служить? — сказал он, любезно подвигая кресло.

— Я приехал к вам, ваше превосходительство, по весьма грустному делу!

Старик заметно побледнел и вопросительно на меня уставился.

— Я приехал арестовать вашего сына!

Долматов заволновался, стал что-то шарить на столе, надел и снял пенсне и, наконец, справившись с собой, заговорил:

— Да, конечно, разумеется! Очевидно, что-то случилось! Ведь он такой у нас шалый! Но, ради бога, войдите в мое положение! Быть может, еще не поздно и, мобилизуя известную сумму, можно потушить дело? Наверное, какие-нибудь долги, растрата, а то по молодому делу — роман, насилие. Но кто же из нас не был молод? Господи, всего бывало! Не губите молодого человека да пожалейте и меня, старика. Маша-а-а! — крикнул он жене.

В кабинет вошла Долматова — женщина лет пятидесяти.