Уговор дороже мира

— Потеряли? — француз вскочил на ноги. — В смысле, они уничтожены? Но этого не может быть! Этого просто не должно было произойти!

— Да, — согласился Залевски, — это не должно было произойти, но это произошло!

Оценив искренний ужас полицейского, профессор сразу и бесповоротно простил ему все неприятные эмоции, которые тот заставил его испытать прошлой ночью.

— У меня где-то был коньяк. — Профессор тяжело поднялся с кровати и подошёл к бару. — Помянем Экристида? — спросил он, передавая капитану бокал. — Как там говорилось? Плодитесь и размножайтесь?

— Размножайтесь! — с облегчением выдохнул Лакруа. — Так они просто размножились? Ну, слава богу! А я то подумал, что произошло непоправимое!

Залевски отшвырнул бокал и схватил француза за грудки.

— Идиот! Что вы в этом понимаете! Они уничтожены! Экристид должен быть один!

Не два, не три, а один! Это книгу можно издать стотысячным тиражом и ничего не случится, а картина — это раритет! Можете вы это осознать своей тупой башкой?

Лакруа без особых усилий освободился от захвата и мягко произнёс:

— Успокойтесь, профессор! Уверяю вас — всё поправимо. Я пришёл сюда именно для того, чтобы всё исправить. Ну, и ещё, чтобы извиниться.

— Я вас прощаю, — прорычал Залевски. — А теперь убирайтесь вон! — Он развернулся, указывая на дверь, и вдруг замер. — Как вы сказали? Всё можно исправить?

Француз мягко улыбнулся:

— Выслушайте меня, месье Залевски, прошу вас! Только предупреждаю, мой рассказ может вас шокировать.

— Поверьте, после того, что случилось, это невозможно! — горько усмехнулся

Залевски.

— И всё же, постарайтесь выслушать меня спокойно, — предупредил Лакруа, после чего шумно вздохнул. — Прежде всего, хочу сказать, что в некотором роде, я — ваш коллега. Да-да, не удивляйтесь! Я, как и вы — искусствовед, но только вы изучаете искусство одного мира, а я сотен и даже тысяч! Вы меня понимаете?

Профессор издал что-то похожее на хрюканье, подошёл к бару, налил себе полный бокал и залпом выпил.

— Я всегда подозревал, что некоторые полицейские свалились откуда-то с Марса или с Юпитера! Среди французов, я полагаю, вас не так много, а вот в Варшаве, не иначе, вся полиция поголовно состоит из пришельцев!

— Профессор, я не шучу! Вспомните, что произошло в музее! Я и в самом деле не из этого мира. Мой внешний облик — всего лишь скафандр или маска, если хотите, которую я на время одолжил у настоящего Лакруа.

— Вы его убили и съели?

— Что вы, — побледнел гость, — наша этика запрещает причинять вред разумным существам! Уверяю вас, Мишель Лакруа жив и здоров и в данный момент гуляет по городу с вашей женой!

Профессор молча налил себе ещё один бокал.

— Я что-то не то сказал? — заволновался Лакруа.

— Напротив, я уже начинаю верить в ваш высший разум, — кисло произнёс

Залевски и поспешил сменить тему. — Так что там по поводу искусства других миров?

— Моя работа состоит в том, чтобы собирать образцы инопланетного искусства и затем изучать их.

— Воруете! — философски заключил профессор.

— Нет, как можно! Я же говорил, наша этика…

— Тогда как?

Лакруа виновато поник.

— Делаем копию. Абсолютную копию, понимаете? На молекулярном уровне! Есть такой прибор, для вас проще называть его дубликатором. Оригинал остаётся в том мире, где был создан, а в нашем появляется его абсолютная копия.

— Так какого же черта, вы наводнили Лувр Джокондами?! — взорвался профессор.

Лжефранцуз съёжился.

— У вас есть ребёнок, — тихо произнёс он, — и только это позволяет мне надеяться на ваше понимание. Дело в том, что я тоже отец, но у меня их сто восемнадцать. — Он развёл руками. — За всеми так сложно уследить!

— Сколько?!

— О, по нашим меркам, это не так уж и много. Просто, скорее всего, я плохой родитель, — тоскливо произнёс гость и смахнул слезу.

— Не корите себя, — невольно смягчился Залевски, — мне и с одним-то порой не справиться, а тут целая сотня!

— Не сотня, а сто восемнадцать, — уточнил Лакруа, сморкаясь в платок. — Я не хвастаюсь, просто, именно непоседливость моего младшенького стала причиной всех этих недоразумений. Видите ли, ваш мир и похожие на него, объявлены карантинной зоной, и доступ сюда запрещён.

— Карантин? По-вашему, мы — зараза? — патриотично оскорбился Залевски.

— О нет, вы меня не так поняли. Карантин объявлен по причине практически полной несовместимости наших сред обитания. Опасность катаклизмов и всё такое прочее. Простите, но это не в моей компетенции. Скажу лишь, что любой материальный предмет из карантинной зоны может доставить только спецгруппа, но даже в этом случае он должен пройти тщательное изучение.

— А в обратную сторону? — насторожился профессор.

— Я думаю, тоже нежелательно, — признал Лакруа. — Но запретный плод сладок, особенно для детей, вот мой младшенький и не удержался… — Он вздохнул. — Пока ничего страшного не произошло. Сто восемнадцатый притащил сюда дубликатор, а эта вещь практически безопасна!

— Да что вы говорите! — язвительно заметил Залевски.