Из пространства поглянулась голубая рука, сняла с настольной лампы голубой берет и скрылась. Голубизна комнаты схлынула, у камина стоял черный человек. Прохор, не сводя с него глаз и загораясь злобой, стал ощупью искать — на столе, в ящиках стола, по карманам — браунинг. Прохор нашел завалившуюся среди бумаг бритву, раскрыл ее, крепко зажал в руке и двинулся медленным шагом к черному человеку у камина. Черный человек не шевелился, но три огня лампад — синий, красный, желтый — всколыхнулись, опахнув мягким блеском пышный киот. А свет люстры погас.
— Ах, это вы, отец Александр?
— «Я. Черный человек ушел. Он не придет больше. Не беспокойтесь. И голубой клоун не придет. Это — я. А почему у вас в руках бритва?»
Прохор вздрогнул и в отчаянии схватился за голову.
— Что за чушь?! Что за анафемская чепуха. Голубой клоун, черный человек, поп… Ха-ха!.. Фу, черт! Мерзость какая грезится!
Он сильно несколько раз нажал мякотью большого пальца немного выше правого виска: там, под черепом, как раз против этого места, чувствовалась вместе с пульсацией крови то падающая, то нарастающая боль.
Прохор загасил люстру, раздвинул шторы и взялся за второй отчет магазина в городе Ветропыльске. В саду было еще светло. В начале восьмой час вечера. Закатывалось солнце. По паркету ложились длинные косые тени.
На пятом отчете, где доверенный Михрюков вывел в графу убытка 6495 рублей от покражи товаров неразысканными злоумышленниками — о чем свидетельствуют приложенные протоколы, — Прохор Петрович написал:
«Михрюкова предать суду. Я его знаю, подлеца. Он поделился с местной полицией.
Возбудить дело. Нового доверенного. На товары накинуть 25 %, чтоб покрыть убыток».
На отдельном листке написал приказ в контору: «Во всех торговых отделениях повысить расценку товаров на 10 %».
Вдруг сразу затренькали звонки в двух телефонных аппаратах. А за стенами послышались выстрелы, топот копыт, свист, гик. Сорвавшись с места, Прохор Петрович подбежал к окну и выставился из-за портьеры. Мимо окон, топча клумбы сада, неслись всадники. Ибрагим, привстав на стременах, с гортанным хохотом хлестнул на всем скаку арапником по стеклам, крикнул:
— Здравства, Прошка! — и умчался.
Прохор отскочил от открытого окна, весь задрожал; волосы на голове встопорщились.
В саду и во дворе бегали люди, перебранивались, седлали коней, стреляли. Быстро вошли доктор и лакей. Пропылил пред окнами большой отряд стражников.
— Все в порядке, — сказал доктор. — Не волнуйтесь. Это пьяные стражники.
— Пожалуйста, не сводите меня с ума, — сказал Прохор Петрович. Лакей с доктором переглянулись. — Я не слепой и не полоумный. Это — шайка. Среди них — безносый спиртонос… как его, черта, забыл — звать? Тузик, кажется. И черкес. Плетью в раму ударил черкес, Ибрагим. Но почему не заперты ворота сада? И где стража была?
— Чай пили-с… Вот грех какой! Не ожидали-с, — сокрушенно причмокивая, покрутил головой лакей и стал собирать с полу осколки стекол.
— Мерзавцы! Средь бела дня. Такой разбой! — вскричал Прохор Петрович.
— Да, да. Положим, не день, а вечер. Но они так… Пошутить, форс показать.
— Клумбы истоптали, — жаловался Прохор. — Работать мешают…
— Успокойтесь — один убит, двое ранено. От губернатора телеграмма: в спешном порядке едет сотня казаков. Будьте уверены… Скоро им конец.
— Сегодня утром я получил от исправника шифрованную телеграмму. Да вот она, — Прохор Петрович вытащил из-под пресс-папье бумажку и прочел ее доктору:
«Оглышкин устукан моими. Жду распоряжений. Миша».
— Я дал телеграмму, — привезти труп злодея ко мне. А сейчас этот самый труп злодея, этот проклятый Оглышкин, выхлестнул мне бемское стекло.
— Может быть, не он, — старался успокоить больного доктор. — Наверное, не он…
Лакей задернул портьеры, зажег люстру, ушел.
— А вы работали?
— Да. И очень хорошо. Спасибо, что не мешали мне. Вот проверил несколько отчетов. Всюду — мерзавцы, воры, подлецы. Ни одному из них я не верю. Я вообще не верю людям. И вам также.
Доктор, обиженно вздохнув, стал рассматривать резолюции, ряды подчеркнутых красным карандашом цифр, перечеркнутые, выверенные итоги, скользнул взглядом по бутылке с сигнатурками.
— Микстуру пили?
— Пил.
Доктор взял последнюю восьмую ведомость и, потряхивая бородой, стал читать размашисто написанную красными чернилами резолюцию. Брови доктора скакали вверх-вниз, подпрыгивали и дымчатые очки на переносице. Прохор Петрович закуривал папиросу. Доктор читал: