Угрюм-река. Книга 2

Из пространства протянулась голубая рука, сняла с настольной лампы голубой берет и скрылась. Голубизна комнаты схлынула, у камина стоял черный человек. Прохор, не сводя с него глаз и загораясь злобой, стал ощупью искать – на столе, в ящиках стола, по карманам – браунинг. Прохор нашел завалившуюся среди бумаг бритву, раскрыл ее, крепко зажал в руке и двинулся медленным шагом к черному человеку у камина. Черный человек не шевелился, но три огня лампад – синий, красный, желтый – всколыхнулись, опахнув мягким блеском пышный киот. А свет люстры погас.

– Ах, это вы, отец Александр?

– «Я. Черный человек ушел. Он не придет больше. Не беспокойтесь. И голубой клоун не придет. Это я. А почему у вас в руках бритва?»

Прохор вздрогнул и в отчаянии схватился за голову.

– Что за чушь?! Что за анафемская чепуха. Голубой клоун, черный человек, поп… Ха-ха!.. Фу, черт! Мерзость какая грезится!

Он сильно несколько раз нажал мякотью большого пальца немного выше правого виска: там, под черепом, как раз против этого места, чувствовалась вместе с пульсацией крови то падающая, то нарастающая боль.

Прохор загасил люстру, раздвинул шторы и взялся за второй отчет магазина в городе Ветропыльске. В саду было еще светло. В начале восьмой час вечера. Закатывалось солнце. По паркету ложились длинные косые тени.

На пятом отчете, где доверенный Михрюков вывел в графу убытка 6495 рублей от покражи товаров неразысканными злоумышленниками – о чем свидетельствуют приложенные протоколы, – Прохор Петрович написал: «Михрюкова предать суду. Я его знаю, подлеца. Он поделился с местной полицией. Возбудить дело. Нового доверенного. На товары накинуть 25 %, чтоб покрыть убыток».

На отдельном листке написал приказ в контору: «Во всех торговых отделениях повысить расценку товаров на 10 %».

Вдруг сразу затренькали звонки в двух телефонных аппаратах. А за стенами послышались выстрелы, топот копыт, свист, гик. Сорвавшись с места, Прохор Петрович подбежал к окну и выставился из-за портьеры. Мимо окон, топча клумбы сада, неслись всадники. Ибрагим, привстав на стременах, с гортанным хохотом хлестнул на всем скаку арапником по стеклам, крикнул:

– Здравства, Прошка! – и умчался.

Прохор отскочил от открытого окна, весь задрожал; волосы на голове встопорщились.

В саду и во дворе бегали люди, перебранивались, седлали коней, стреляли. Быстро вошли доктор и лакей. Пропылил пред окнами большой отряд стражников.

– Все в порядке, – сказал доктор. – Не волнуйтесь. Это пьяные стражники.

– Пожалуйста, не сводите меня с ума, – сказал Прохор Петрович. Лакей с доктором переглянулись. – Я не слепой и не полоумный. Это шайка. Среди них – безносый спиртонос… как его, черта, забыл – звать? Тузик, кажется. И черкес. Плетью в раму ударил черкес, Ибрагим. Но почему не заперты ворота сада? И где стража была?

– Чай пили-с… Вот грех какой! Не ожидали-с, – сокрушенно причмокивая, покрутил головой лакей и стал собирать в полу осколки стекол.

– Мерзавцы! Средь бела дня. Такой разбой! – вскричал Прохор Петрович.

– Да, да. Положим, не день, а вечер. Но они так… Пошутить, форс показать.

– Клумбы истоптали, – жаловался Прохор. – Работать мешают…

– Успокойтесь – один убит, двое ранено. От губернатора телеграмма: в спешном порядке едет сотня казаков. Будьте уверены… Скоро им конец.

– Сегодня утром я получил от исправника шифрованную телеграмму. Да вот она. – Прохор Петрович вытащил из-под пресс-папье бумажку и прочел ее доктору:

«Оглышкин устукан моими. Жду распоряжений.

Миша».

– Я дал телеграмму – привезти труп злодея ко мне. А сейчас этот самый труп злодея, этот проклятый Оглышкин, выхлестнул мне бемское стекло.

– Может быть, не он, – старался успокоить больного доктор. – Наверное не он…

Лакей задернул портьеры, зажег люстру, ушел.

– А вы работали?

– Да. И очень хорошо. Спасибо, что не мешали мне. Вот проверил несколько отчетов. Всюду мерзавцы, воры, подлецы. Ни одному из них я не верю. Я вообще не верю людям. И вам также.

Доктор, обиженно вздохнув, стал рассматривать резолюции, ряды подчеркнутых красным карандашом цифр, перечеркнутые, выверенные итоги, скользнул взглядом по бутылке с сигнатурками.

– Микстуру пили?

– Пил.

Доктор взял последнюю, восьмую ведомость и, потряхивая бородой, стал читать размашисто написанную красными чернилами резолюцию. Брови доктора скакали вверх-вниз, подпрыгивали и дымчатые очки на переносице. Прохор Петрович закуривал папиросу. Доктор читал:

«Синильга, я мертвый. Но я воскресну сам, и воскрешу тебя, и воскрешу Анфису, и весь мир воскрешу, чтоб все были наследниками моих богатств с конфискацией имущества, а на отчет посадить зверолова Якова Кожина; он человек честный, старик».

Доктор сложил ведомость с резолюцией вчетверо, спросил Прохора: