Угрюмое гостеприимство Петербурга

Старый князь нисколько не удивился. Столько раз на переговорах ему случалось оказывать на собеседника моральное давление, что это успело войти в привычку, как и то, что человек соглашается прежде, чем успеет принять для себя то обстоятельство, что он согласен.

— Андрей Петрович, — произнес Александр Юрьевич, — я бесконечно виноват перед вами. Вы пришли в мой дом с благими намерениями — теперь я понимаю это. Однако тогда, на балу, я… я думал, что вы хотели… — «Хотели осмеять меня перед светом», — думал закончить он, однако только теперь осознал, что в итоге это и получилось.

— Ты пришел посыпать голову пеплом? — строго спросил старый князь.

— Я пришел признать, что совершил чудовищную ошибку, когда…

— Когда вызвал меня на дуэль?

— Да.

— И что? — с нажимом произнес Суздальский.

— Как что? Я считаю…

Александр Юрьевич замолчал. И правда — что теперь? Он объявит, что отменил дуэль с Андреем Петровичем, потому как считает свои действия недостойными, что принес свои извинения и что согласен на брак Анастасии с сыном злейшего своего врага? Да над ним же будет смеяться весь Петербург!

— Ты считаешь, что не пристало драться на дуэли со старцем? — прорычал Суздальский.

— Право, нет! — запротестовал Демидов. — Я нисколько не считаю вас старцем!

— А кем ты меня считаешь?

«Ах, ну зачем, зачем я продолжаю этот и без того затянувшийся анекдот? — думал Андрей Петрович. — Он же признал себя виноватым, пришел просить прощения. Для чего я продолжаю нажимать на него? Неужели я все еще чувствую удовольствие от этих глупых препираний?»

— Я считаю вас величайшим человеком, которого когда-либо знал! — поспешил заверить его Демидов.

«Ну вот, теперь он начал мне льстить, — думал Андрей Петрович. — От этого мне только гаже. Хватит! Необходимо перейти к делу».

— Что будет с Анастасией? — спросил он по-прежнему строго.

— С Анастасией?

— Да, Саша, с твоей единственной дочерью, — кивнул Суздальский. — Ты не забыл, что во время всего этого безумства, которое ты изволишь величать не иначе как размолвочкой, ты обрек Настю на сердечные муки?

— Как? — вырвалось у Демидова.

— Очень просто. Мой протеже Ричард и его отец герцог Глостер были изгнаны из твоего дома, да притом самым отвратительным образом. — Каждое слово, четко произносимое Андреем Петровичем, эхом отдавалось в подкорке мозга Демидова. — И произошло это на глазах у всего петербургского света, но, что куда важнее, на глазах у Анастасии. Ты видел ее после того, как Ричард с Уолтером покинули нас?

— Я… я не успел…

— Ты нашел время на то, чтобы устраивать весь этот безумный спектакль, однако… — Андрей Петрович осекся. «К делу, — одернул он себя, — ближе к делу». — Ты понимаешь, что Редсворды сейчас уже на пути в Англию?

— Где они? — воскликнул Демидов. — Они здесь? В вашем доме? Я поговорю с ними!

— О чем, Александр?

— Я согласен! Пускай! Пускай он возьмет ее в жены! Если они так сильно любят друг друга, я не стану чинить им препятствий! Дайте мне только поговорить с этим мальчиком, дайте…

— Слишком поздно, Александр, — покачал головой старый князь. — Они уже уехали.

— Нужно срочно послать за ними гонца! Воротить их!

— Успокойся, Александр. Они уже не вернутся.

— Как?

— Ты действительно находишь это странным, Александр? — усмехнулся Андрей Петрович.

— Я… да… но как же… как же она? — в ужасе произнес Демидов.

— О ней надо было подумать раньше, — медленно произнес старый князь.

«Ну какого черта? — думал он. — Как можно быть таким жестоким и говорить любящему отцу подобные вещи?»

— Значит, они… они не смогут?.. Никогда?..

— Это так, Александр, — с грустью в голосе ответил Андрей Петрович. — Мне очень жаль.

Пока происходил этот душещипательный разговор, князь Петр Андреевич курил у себя в кабинете. Едва он разжег огонь в своей трубке, к нему явился Валентин и принес два конверта, перетянутые одной шелковой лентой. Одно письмо было адресовано ему, а на другом аккуратным почерком Ричарда были выведены буквы: «Анастасии».

Петр Андреевич вскрыл конверт, который был адресован ему. Письмо было написано наспех, однако все же на русском:

«Дорогой князь.

Я прошу извинить меня за то, что мне приходится прощаться так, однако я теперь не имею возможности проститься с Вами иначе.

Я хочу, чтобы Вы знали, что Вы были мне верным другом и я никогда не забуду того добра, которое Вы и Ваш батюшка (это слово было зачеркнуто и поверх него было написано слово „отец“) сделали. Ежели когда-нибудь жизнь приведет Вас на Альбион, Вы всегда сможете рассчитывать на мою помощь и мою дружбу.

Увы, я не могу более оставаться в этом городе, как бы я ни любил иных его обитателей: сыновний долг обязывает меня немедленно отправляться в дорогу. Прошу Вас не считать мой отъезд позорным бегством напуганного щенка. Я человек чести, и я знаю, что это известно Вам, как никому более. Вы также знаете о моих чувствах к Анастасии… Увы, нам с ней не суждено быть вместе… Вы были правы. Я возвращаюсь на Альбион и не могу увезти ее с собой. Я знаю, какую боль причинит ей это известие, однако я надеюсь, что мое письмо и Ваша поддержка смогут хоть как-то утешить ее.