Угрюмое гостеприимство Петербурга

Воронцов впал в депрессию. Жизнь ему опостылела. Он порывался покончить с собой, и, если бы не чуткое внимание брата, он непременно бы сделал это. Но любящий брат, Демидов, княгиня Марья Алексеевна, Давыдов, Жуковский, Балашов и Суздальский, а с ними и весь свет своею ласковой заботой, своей преданной и нежной любовью отвратили его от этого шага.

Суздальский и Балашов, единственные, кто видел супругу герцога Глостера, уверенно опровергали все слухи. И общество, проникнутое уважением и состраданием к Владимиру Дмитриевичу, отступило и предало забвению эту историю.

Андрей Петрович и Александр Дмитриевич ревностно хранили тайну Редсвордов, которые тихо жили в своем поместье, растили сына и не давали о себе знать, не напоминали о себе.

История была забыта, последние разговоры умолкли, все согласились, что Елена Семеновна трагически погибла во время странного пожара в запертом пустом доме, и Суздальский с Балашовым надеялись, что их тайна никогда не потревожит свет.

«Счастливец Александр Дмитриевич! — думал старый князь, вспоминая былое. — Он умер в мае, не дожив четырех месяцев до этого скандала. А я… мне суждено увидеть завершение этой истории. Демидов называл Уолтера предателем, лжецом. Но ведь это я — настоящий лжец и предатель. Это я помог Елене уехать незамеченной на Альбион. Это я был свидетелем на их с Уолтером свадьбе. Это я промолчал, когда священник спрашивал о причинах, препятствующих этому браку. Это я, вернувшись, убедил Володю, что Елена мертва. Это я лишил его последней надежды и довел до отчаяния. Это я обманул весь свет и развеял их слухи.

Я настоящий лжец, предатель и негодяй.

Но как же слепо это общество!

Они почитают меня как самого выдающегося политика из ныне живущих, хотя я уже три года как оставил свой пост. Они называют меня Министром Европы, Князем в веках, почитают за оракула и мудреца, зовут меня ревностным стражем своего дома, никогда не покидающим его чертогов. Но кто я такой? Удачливый интриган знатного происхождения, умудренный летами и награжденный серебряными волосами. Я не выезжаю в свет, ссылаясь на мучащие меня боли, хотя здоровье у меня словно у двадцатилетнего повесы. Я просто заперся в своем доме и сижу здесь, словно барсук в своей норе, боясь показаться миру при солнечном свете.

Теперь, когда Ричард приехал в Россию, они снова заговорят о прошлом его родителей. По Петербургу вновь расползутся старые сплетни. Мой сын дерзок и остёр на язык, но он не сможет противостоять натиску этих болванов, головы которых наполнены ветром, слухами и предрассудками. А я… я буду сидеть здесь, в своей крепости, спасаясь от их пытливых взглядов и двусмысленных намеков. Среди этих недоумков найдется один, который, по крайней мере, умеет считать, и он быстро вычтет, что Ричард родился через девять месяцев после того, как его отец покинул Санкт-Петербург. И тогда меня обзовут лжецом — и они будут правы.

Но Ричард — как быть ему, молодому одинокому юноше, который решительно ничего не знает о собственном происхождении? Он будет замечать косые взгляды старого дворянства, будет слышать обрывки похабных разговоров; он будет понимать, что дело в нем, но что он сделал — понять не сможет.

А я стремлюсь укрыться в этом теплом доме, где нет ни сплетен, ни врагов. Пытаюсь спрятаться от жизни. А исполнение своего долга возложил на сына.

Нет! Так не будет!

Я князь Суздальский! Я не буду прятаться от слухов.

Я выйду в свет, как прежде, и рассмеюсь в лицо любому, кто посмеет высказать свой нелепый анекдот».

Глава 13 Граф Воронцов, его любовь и мысли

Я вас люблю так, как любить вас должно,

Наперекор судьбы и сплетней городских,

Наперекор, быть может, вас самих,

Томящих жизнь мою жестоко и безбожно.

Денис Давыдов

Владимир Дмитриевич курил трубку в своем кабинете.

Сидя в кресле за рабочим столом, он утопал в табачном дыму и, словно через густой туман времени, смотрел на портрет Елены Семеновны, висевший на противоположной стене.

Так, значит, она жива, думал Владимир Дмитриевич.

Ричард как-то обмолвился о том, что своим знанием русского он обязан не столько отцу, сколько матери, которая в совершенстве владеет русским. Ричард родился в июле 1816 года, через девять месяцев после того, как его отец покинул Россию. Вернувшись, герцог, имевший самые консервативные взгляды на вопросы брака и сословных различий, внезапно женился на «девушке из народа».

Сомнений быть не могло: это была она, его Елена, которая так внезапно погибла, тело которой так и не было найдено.

Странное, неведанное доселе чувство охватило графа.