Угрюмый роман

— Вот. — Я отступаю назад и жестом указываю ей. — Ты выглядишь потрясающе.

— У меня на голове павлин.

— И павлин гордился бы, что отдал за тебя свою жизнь.

Она закатывает глаза. Мы оба знаем, что эти перья фальшивые. Ни один павлин не пострадал при реализации нашего ужасного плана.

По крайней мере, сейчас она улыбается.

И выглядит гораздо менее тошнотворной.

Она резко выдыхает. — Давай сделаем это.

— Веселись. — Я быстро обнимаю ее, а затем похлопываю по пистолету у себя на бедре. — По твоему сигналу.

Еще один кивок Кении.

Пора уходить.

Я делаю шаг назад, и к нам приближаются двое старых друзей Кении по колледжу. Они, как и я, одеты в рискованные розовые наряды полицейских. Один из них несет табуретку-подножку, которую они ставят прямо перед коробкой.

Бросив на меня последний взгляд, Кения поднимается по ступенькам, кладет руки в перчатках на край ящика и запрыгивает внутрь. Она приземляется с глухим стуком.

Я стучу костяшками пальцев по коробке. — Сейчас тебя вынесут.

— Давайте сделаем это!

Я смеюсь, наслаждаясь ноткой дикого возбуждения в ее голосе. Мы можем разбиться и сгореть, но мы пойдем ко дну, раскачиваясь.

Отходя, я поворачиваюсь лицом к сцене и прислушиваюсь к шуму из бара. Они играют хонки-тонковскую музыку. Из тех, кто играет на банджо и скрипках, а мужчины оплакивают сбежавшую девушку.

Улыбка медленно расползается по моему лицу, когда музыка смолкает и свет в баре гаснет. Я вижу все это из-за кулис.

— Ладно, идите! Идите! — Шиплю я, указывая на смесь друзей Кении, кузенов и профессиональных танцоров.

Они выстраиваются на сцене. Когда появляется первая из девушек, мужчины разражаются улюлюканьем.

Это быстро заглушается низким и грубым голосом, рявкающим: — Кто, черт возьми, нанимал стриптизерш?

Я прикрываю рот, чтобы сдержать смех.

Голос, принадлежащий не кому иному, как Холланду Алистеру, продолжает читать нотации своим гостям. — Кто это сделал?

Ворчливые ответы отвечают на его вопрос. Я все еще за кулисами, поэтому не могу видеть, что происходит в баре, но могу представить грозное выражение лица Холланда Алистера. Он не ‘король бесконтактной недвижимости’ из-за своего подхода к людям. Держу пари, что сейчас все трясутся от страха.

Я выхожу с коробкой, таща ее на тележке в центр сцены. Мои каблуки стучат по деревянному полу, и я осматриваю бар, который был зарезервирован для мальчишника Алистера.

Перед сценой собирается около пятнадцати человек. У некоторых в руках бильярдные клюшки, другие крепко сжимают кружки с пивом. Их лица обращены вверх и узнаваемы благодаря близости к центру внимания.

Я окидываю взглядом собирающуюся толпу.

Никто из них не Алистер.

Это должно означать…

Мой взгляд устремляется в дальний конец комнаты, где стоят двое мужчин. В темноте трудно что-либо разглядеть, но я могу различить их очертания. У одного из них явно обиженная поза, ноги расставлены, руки сложены на груди.

Это, должно быть, жених Кении. Я удивлена, что Алистер поднимает такой шум из — за нашего маленького шоу, которое еще даже не началось. Полагаю, я должна Кении пятьдесят баксов. Она была права насчет того, что Алистеру не интересно видеть никого, кроме нее обнаженной.

Теперь мы на середине сцены, и я опускаю ручку тележки. Низкий, медный звук разносится по залу. Это начало кенийского бурлеска.

Одинокий прожектор светит прямо на гигантскую носовую часть, и в толпе снова воцаряется мертвая тишина. Мужчины перед сценой ползут вперед, ожидая.

— Если только это не Кения, выпрыгивающая из коробки, я не хочу этого видеть, — объявляет Алистер. — Так убери их с этой долбаной сцены.

Я замечаю, что неуклюжая фигура рядом с Алистером начинает двигаться.

У меня внутри звенят тревожные колокольчики. Эти гигантские плечи кажутся знакомыми.

Я щурюсь в темноте на мужчину, крадущегося к выходу из комнаты.

Его шаги нетверды.

Его спина прямая, как шомпол.

Я ахаю, узнав его. Даррел. Я узнала бы эту походку где угодно. Грубоватый надоедливый зять Алистера двигается так, словно у него есть резервация с пулеметом в раздираемой войной стране.

Высокий и темноволосый, с мощными мускулами, он почти ни с кем не говорит ни слова. Не то чтобы ему нужно было что-то говорить, чтобы казаться устрашающим. Его холодного взгляда достаточно, чтобы заставить вражеский лагерь вздрогнуть.

Я понятия не имею, почему люди платят за то, чтобы поговорить с ним о своих чувствах. Я была бы в ужасе, если бы у меня был такой сильный психотерапевт, как Даррел. Он не похож на обычного человека. Для меня непостижимо, что он оставил свой трон короля Уолл-стрит, чтобы сидеть в комнате и постоянно спрашивать людей: "Что вы думаете по этому поводу".

Музыка усиливается, и Кения вырывается из коробки. Мое внимание возвращается к выступлению, и я выставляю ногу вперед, повторяя позу других профессиональных танцоров.