Я мог бы выложить Адаму свою теорию, но они все равно ничего не смогут добиться с ее помощью. Потому что не знают того, что знаю я. Потому что не мыслят так, как мыслю я.
А ведь, между делом, догадаться о том, о чем догадался я, они могли бы и сами… И даже, возможно, догадались, но это им не помогло — а значит, они продвинулись недостаточно.
У гильдии убийц моего мира было строгое правило — если убийца попадался, то он незамедлительно принимал яд, что убивал его примерно за шесть секунд. Таким образом убийцы гарантировали анонимность заказчика и цену, которую заплатили за устранение цели, ведь у мертвого невозможно что-то выпытать.
Даже если поднять при помощи магии воспоминания еще не начавшего разлагаться мозга, то события, которые в нем останутся, будут ограничены парой предшествующих часов, а этого, конечно же, мало.
Конечно, бывали случаи, когда у убийц не было возможности принять яд — например, он упал с большой высоты и сломал себе обе руки и просто не может закинуть таблетку в рот. Или он попал в капкан, который тоже блокировал обе его руки — некоторые ставили такие специально против убийц.
Тогда убийца как можно дальше высовывал язык и резким щелчком челюстей откусывал его сам себе, при необходимости резко сгибая шею, чтобы подбородок дополнительно уперся в грудь. Последующее мощное кровотечение отключало человека буквально через минуту, за которую из него не успевали вытащить никакой информации… Да и как ее вытащишь — языка-то нет, он при всем желании только мычать и может.
Короче говоря, у убийц было несколько способов унести информацию с собой в могилу, один другого надежнее, один другого «комфортнее».
Но у нас-то сейчас проблема заключалась вовсе не в том, что человек жив. Если отбросить все прочие условности и формальности, то означало, что у него и не было цели унести информацию с собой в могилу.
А раз такой цели не было, значит, цель была другая — сохранить эту информацию максимально недоступной до определенного момента.
Для определенного человека.
А если стоит цель сохранить информацию, значит, существует какой-то механизм получения этой информации. Не обходными путями, не поиском противоядия, которого, возможно, и не существует, поскольку не существует никакого яда, и не попытками подобрать контр-плетение.
Скорее, это какой-то официальный «ключик», который просто снимает эффект окаменения с Вермилиона и возвращает его в человеческий облик.
Я сам не особенно раздумывал, что с ним произошло, потому что был уверен, что Адам и его люди справятся, но, судя по их рассказам, ни с чем похожим они не сталкивались.
Опять же, простой логикой нетрудно понять, почему они с этим не сталкивались — потому что в этом мире похожих плетений нет.
В моем, правда, тоже, но этот парадокс решается довольно просто — искомое заклинание является гибридом местной магии и магии моего мира. А так как здесь и сейчас есть только два представителя моего мира, и я это заклинание не знаю, то значит, что в его создании участвовал Вальтор. Лично создавал механизм подстраховки, который не позволил бы важной информации попасть в чужие руки.
И, если сложить два вышеизложенных факта, получится простой и логичный вывод — «ключом» от кокона, в который закрылся Вермилион, тоже обладает Вальтор.
И это не какое-то плетение, поскольку каждому плетению можно подобрать контр-плетение, просто как следует изучив его.
И это не какой-то артефакт, поскольку с ними действуют все те же принципы, что и с заклинаниями. Мало того — это вообще не что-то магическое, ведь все магическое рано или поздно будет «размагичено», были бы маги посильнее до поопытнее…
А Вальтор, как и я, никогда не действует на авось, и если у схемы есть хотя бы десять процентов вероятности, что она не сработает — он не будет такую схему использовать.
«Ключом» является что-то простое, банальное, настолько заурядное, что, во-первых, это никому не придет в голову, а во-вторых, даже если придет — никто не сможет реализовать эту мысль. Что-то такое, что свойственно только Вальтору. Что принадлежит только ему. А из своей прошлой жизни, как и я, он мог вынести только одну вещь — свою память.
Вот только вряд ли он предполагал, что в этом мире окажусь еще и я. Тот, кто знает своего извечного врага так хорошо, будто всегда рос рядом с ним. Его память — это практически моя память, и почти все, что доступно ему, доступно и мне тоже.
Надеюсь, этого хватит.
Убеждать Адама, что я не могу выложить ему свою теорию именно потому, что это лишь теория, а не руководство к действию, пришлось долго, но в конце концов он согласился прислать за мной машину.
— Будьте готовы, Марк, — сказал он наконец. — Это слишком важное дело, и мы должны быть аккуратны во всём. От предположений и методов до их применения.
— Согласен, — ответил я и нажал отбой на трубке.
Еще дольше, чем Адама, пришлось убеждать Ванессу.
Причём убеждал я её совсем в другом. В том, что мне надо ехать прямо сейчас, и особенно — в том, что я поеду один.