Уик-энд на берегу

Пока Марков завершал предусмотренный протоколом предпосадочный облет, Ростокин мучительно пытался уйти от назойливо лезущих в голову слащавых и заведомых банальностей, подбирая имя для свежеобретенного рая.

Осела взметенная посадочным выхлопом коралловая пыль, последний раз пробежали по дисплею колонки цифр, окончательно зафиксировав не просто безопасный, но совершенно курортный уровень всех мыслимых характеристик внешней среды, автоматика открыла выходной шлюз и вскоре площадка лифта мягко коснулась грунта.

Мода на приличествующие случаю афоризмы и громкие фразы давно прошла, и на почву планеты они ступили молча.

Да и какие слова могли передать настроение и состояние людей, годы, как Марков, или месяцы, как Pocтокин, не видевших синего неба, не вдыхавших пахнущего магнолиями, орхидеями, морской солью и йодом, горячим песком и бог знает чем еще воздуха, не слышавших отдаленного гула прибоя и шелеста умирающей у самых ног волны.

Они шли вдоль самого уреза воды. Марков – налегке, а Ростокин вспомнив какой-то пункт древней инструкции, а скорее, все из той же превратно понятой романтики, нес на ремне пресловутый карабин.

– Охота тебе шею тереть, – пожал плечами штурман, когда они выходили из корабля. – Сколько живу ни разу не слышал, чтоб даже десантникам эта штука пригодилась, – и был совершенно прав, потому что десантники действительно обычно обходились без горнопроходческих резаков, а кроме того, случаев встреч с агрессивной фауной за последние триста лет тоже не отмечалось.

– Ничего, Сергей Васильевич, не помешает. В крайнем случае, просто так постреляем, потренируемся.

– Вольному воля… – не стал больше спорить Марков.

Следующее открытие, сделанное на первом же километре похода, потрясло их не меньше, а даже пожалуй, сильнее, потому что планет во Вселенной достаточное количество и среди них могут быть всякие, а тут…

Они обошли массивный, похожий на руину водонапорной башни утес, громоздившийся посреди пляжа, и увидели легкое, тропического типа бунгало из разноцветного пластика. Стол и несколько раскладных стульев на открытой веранде, закопченные камни импровизированного мангала и все прочие признаки неопровержимо свидетельствовали, что совсем недавно здесь отдыхала и развлекалась небольшая дружная компания.

– Тур-р-ристы… – Марков явно хотел сказать что-то еще, но сдержался и приступил к систематическому изучению артефакта.

Выводы были несомненны и для честолюбивых надежд Игоря убийственны. Не далее как месяц назад на этом месте радовалась жизни группа отдыхающих, судя по многочисленным консервным банкам, бутылкам, сигаретным пачкам и прочему мусору – из Северной Америки.

– Ну ладно, это я понимаю,– бурчал себе под носе штурман, – прилетели, повеселились… Но почему в навигационных дополнениях об этой системе ничего не сообщили? Я же сам все корректировки принимал…

Затем он подумал, что скандал, который устроит в службе геодезии и картографии после прибытия на Землю, тоже обессмертит его имя, и несколько успокоился.

В конце концов, и не то случается в трущобах контор и канцелярий. А эти туристы все же молодцы, не только о себе думали, и оставили в бунгало приличное количество деликатесов и напитков. Вполне хватит, чтобы вознаградить себя за скудный корабельный стол и разбитые надежды.

Звездоплаватели развели костер, жарили консервированный шашлык, запивали его безалкогольным шампанским и тонизирующим виски, купались в жидкой бирюзе теплого океана и предвкушали два, а то и три дня внепланового отдыха. Штурман надеялся, что за это время сюда не нагрянет очередная партии курортников, а журналист, напротив, лишь об этом и мечтал. Смущала только проблема этического плана – удобно ли будет оставить Маркова одного, а самому вернуться домой на круизном лайнере. Впрочем, он человек привычный, а Игоря от одного воспоминания о тесных броневых отсеках начинало мутить.

Светило почти коснулось близких нефритовых гор, с моря потянул приятно освежающий бриз, и Марков поднялся с шелковистою песка, чтобы заняться подготовкой к ночлегу. На корабль сегодня решено было не возвращаться.

Уже ступив на порог бунгало, штурман зачем-то повернул голову вправо, туда, где высилась зазубренная игла звездолета и не то, чтобы похолодел, это слишком слабый образ. Он ощутил себя так, будто за шиворот ему плеснули немного жидкого азота.

Окружающий пейзаж медленно, бесшумно и жутко менялся. Пляж, только что бывший идеально плоским, начал изгибаться, и бунгало уже стояло словно на дне гигантского блюдца, неумолимо превращающегося в пиалу. Мгновенно проэкстраполировав направление и скорость процесса, Марков определил, что минут через пять они окажутся замкнутыми внутри сферы примерно стометрового диаметра.

Почему он поступил именно так, что его озарило, Штурман не мог потом объяснить до конца своей еще очень долгой жизни ни одной из 123 комиссий по выяснению обстоятельств, с которыми ему пришлось впоследствии иметь дело.