Уик-энд с Остерманом

— Нет, господин Кардоне. Оставайтесь в машине. Вы не должны привлекать к себе внимания. Поезд уже подходит.

— Ноя прошу вас! Прошу вас… Я хотел бы переговорить с мистером Да Винчи. Мы должны встретиться с ним! Как это сделать?

— Никак, сэр, — шофер без видимых усилий придерживал дверцу.

— Ах ты, сволочь! — Кардоне рванул ручку и всем весом навалился на дверцу. Она чуть приоткрылась и тут же захлопнулась, стоило шоферу шевельнуть рукой. — Да я тебя пополам разорву!

Поезд уже стоял у платформы. Вышли несколько пассажиров и два резких свистка разрезали воздух.

— Его нет в этом поезде, мистер Кардоне, — спокойно сказал шофер. — А утром он поехал в город. Нам это тоже известно.

Поезд тронулся с места и начал набирать скорость. Джой уставился на внушительного посланца, который так и не позволил открыть дверцу. Ярость бушевала в нем по-прежнему, но он достаточно соображал, чтобы понять: никакой пользы от сопротивления нет. Шофер сделал шаг назад, еще раз отсалютовал Кардоне и спокойно пошел к своему «роллс-ройсу». Кардоне рывком распахнул дверцу и выскочил на горячий тротуар.

— Эй, привет, Джой! — окликнул его Амос Нидхэм, представитель второго поколения обитателей Сэддл-Уолли. Вице-президент треста «Ганноверская мануфактура» и представитель специального комитета клуба Сэддл-Уолли. — Вам, биржевикам, следует быть поспокойнее. Когда дела идут из рук вон плохо, надо сидеть дома и ждать, пока все не придет в норму, а?

— Конечно, конечно, Амос, — Кардоне не сводил глаз с водителя «роллс-ройса», который, заняв свое место, включил двигатель.

— Вот я и говорю тебе, — продолжал Амос, — что понять не могу, откуда вы свалились нам на голову, такие бойкие молодые люди!.. Ты слышал о квотах, которые ввел Дюпон? Все прямо обалдели, а тут они как взлетят вверх! Ваши брокеры перепугали всех до смерти, — Нидхэм хмыкнул и помахал маленькой пухлой ручкой, подзывая подъехавший к зданию вокзала «линкольн-континентал». — Вот и Ральф. Подбросить тебя, Джой? Впрочем, конечно, нет. Ты же только что выбрался из своей машины.

К перрону подъехал «линкольн», и шофер Амоса Нидхэма собрался было вылезать.

— Не стоит, Ральф. Я и сам управлюсь с дверцей. Кстати, Джой… этот «роллс», на который ты так глазел, напомнил о моем приятеле. Хотя, может, я и ошибаюсь. Он жил в Мэриленде.

Кардоне, дернувшись, повернулся и уставился на ничего не подозревающего банкира:

— В Мэриленде? Кто в Мэриленде?

Остановившись у приоткрытой дверцы своей машины, Амос Нидхэм с добрым юмором посмотрел на Кардоне.

— Сомневаюсь, чтобы ты знал его. Он умер несколько лет назад… У него было забавное имя. Вечно его поддразнивали. Звали его Цезарь.

Сев в свой «линкольн», Амос Нидхэм хлопнул дверцей. «Роллс-ройс» добрался до конца дороги, отходившей от станции, и, повернув направо, понесся, набирая скорость, по направлению к главной артерии, ведущей в Манхеттен. Стоя на бетонной платформе железнодорожной станции Сэддл-Уолли, Кардоне все никак не мог преодолеть страх.

Тремьян!

Тремьян заодно с Таннером!

И Остерман!

Да Винчи… Цезарь!

И он, Джузеппе Амбруццио Кардионе, остался в полном одиночестве!

О Господи! Господи! Сын Божий! Святая Мария! Святая Мария, Матерь Божья! Омой мои руки его кровью! Кровью агнца! Исусе! Исусе! Отпусти мне грехи мои! Мария и Исус! Христос воскресший! Что же я творю?

12. Вторник — 5.00 пополудни

Вот уже несколько часов Тремьян бесцельно бродил по знакомым улочкам Ист-сайда. И останови кто-нибудь и спроси, куда он направляется, Дик не смог бы ответить.

Он был растерян. И напуган. Блэкстоун сказал достаточно много, но так ничего и не объяснил.

И Кардоне врал. Кому-то. То ли своей жене, то ли в офисе — это не важно. Главное — его не удалось застать. Тремьян понимал, что пока они не обсудят между собой все, связанное с Остерманом, он будет пребывать в панике.

Неужели Остерман предал их?

Неужели это в самом деле возможно?

Он пересек Вандербильд-авеню, рассеянно отметив, что идет к отелю «Билтмор», хотя ему там ничего не нужно.

Это хоть можно понять, подумал он. С «Билтмором» связаны воспоминания о тех временах, когда его ничто не беспокоило.

Он вошел в холл, смутно предчувствуя, что тут удастся встретить кого-то из забытых друзей молодости, — и внезапно перед глазами предстал тот, кого Тремьян не видел с четверть века. Он узнал лицо, хотя оно ужасно изменилось с годами: все в морщинах, — но никак не мог вспомнить имени. Это человек из его далекой юности.

Они смущенно приблизились друг к другу.

— Дик… Дик Тремьян! Да это в самом деле Дик Тремьян! Так?

— Да… А ты — Джим?

— Джек! Джек Таунсенд! Как поживаешь, Дик?

Мужчины обменялись рукопожатием, причем Таунсенд проявил неподдельный энтузиазм:

— Должно быть прошло двадцать пять, а то и тридцать лет! Выглядишь ты просто великолепно! Черт возьми, как тебе удается держать вес? Поделись-ка!

— Так и ты неплохо выглядишь. Честное слово, ты в порядке. Я и не знал, что ты в Нью-Йорке.