Уинстон Черчилль. Личность и власть. 1939–1965

Отключившись от решения насущных проблем государственного управления, Черчилль получил достаточно времени для анализа причин своего поражения. Результаты голосования обескураживали, но не удивляли. Схожую картину он уже наблюдал после завершения Первой мировой войны. В четвертом томе своего произведения об этом конфликте — «Мировой кризис», он фактически предсказал собственную неудачу, описывая первые послевоенные годы. В частности, он указывал тогда, что как только исчезает «очарование войны», исчезают и «исключительные полномочия, позволявшие направлять жизнь наций». И в этот момент для «победоносных государственных деятелей, идолов масс, провозглашенных спасителями своих народов» и по праву окруженных «блеском своих военных побед», «час уже пробил; работа их почти сделана». Завершаются «все пять актов драмы; огни истории потушены, мировая сцена погружается во мрак, актеры уходят, хоры замолкают»[39].

Когда Черчилль в свое время размышлял над событиями четвертьвековой давности, особенно драматичным ему представлялась отставка с поста премьер-министра Франции в 1920 году выдающегося государственного деятеля Жоржа Бенжамена Клемансо (1841–1929). «После того как победа была одержана, Франция оказалась на взгляд иностранца неблагодарной, она отшвырнула Клемансо в сторону и как можно скорее занялась старыми партийными играми», — такими словами охарактеризовал он падение «Тигра»[40]. Теперь, в 1945 году, ему казалось, что он повторяет судьбу великого предшественника. Неужели так принято, что призванный к решению проблем во время кризиса лидер отправляется в изгнание бывшими последователями после достижения поставленных целей? Но кто как не он должен был понимать безжалостность истории. Встают новые проблемы, требующие новых подходов и руководителей новой формации. Черчилль сам подчеркивал эту неприятную закономерность в своем давнем сочинении — романе «Саврола», описывая, что «когда победа висела на волоске», его главный герой «был незаменим», а «теперь народ готов был обходиться без него»[41].

И все-таки поражение на выборах повергало в уныние, наводя на мысль, что в изменившихся условиях, в борьбе между массой и индивидуальностью, победила масса. Словно предчувствуя падение, Черчилль вспомнил в мае 1945-го свою старую реплику периода 1920-х годов: «Борьба гигантов закончилась, начались ссоры пигмеев»[42]. Только теперь она приобрела следующий вид: «Когда орлы замолкают, начинают тарабанить попугаи»[43].

Какие бы социальные сдвиги ни происходили, насколько бы закономерны ни были исторические процессы, но определенная вина в постигшем Консервативную партию провале лежала и на самом Уинстоне Черчилле. Он слишком уверился в предстоящей победе, допустив серьезные ошибки в избирательной гонке. Его главный просчет состоял в том, что он не понял притязаний обычных граждан, жаждавших изменений и решения насущных социальных проблем: нехватка работы, недостаток продовольствия, отсутствие жилья. Черчиллю, который провел шесть последних лет в водах международной политики, эти проблемы не были интересны, либо у него на них просто не хватало времени. И теперь, когда победа над континентальным противником была одержана, он если и касался в своих предвыборных выступлениях злободневных социальных тем, то делал это настолько архаично, что причинял себе и своей партии больше вреда, чем приносил пользы.

В отличие от конструктивного и практичного подхода лейбористов, построивших свою программу «Давайте смотреть в будущее вместе» на внедрении системы социального страхования, создании Национальной службы здравоохранения и национализации ключевых отраслей промышленности, избирательную кампанию тори отличал нигилистический характер с отчаянной критикой социализма и отсутствием собственных предложений по реформированию общественного устройства.

Черчилль давно выступал против левого блока, и в этом формате политического противоборства он чувствовал себя словно рыба в воде. Уверенность — хорошее качество, особенно для лидера, но чрезмерная вера в себя способна притупить чувствительность и осознание надвигающейся опасности. Упование несокрушимостью — коварный синдром политической жизни, нередко предшествующий грубым просчетам и их болезненным последствиям.

Черчилль увлекся собственной риторикой и оступился. В критике социализма он переступил черту, вызвав заслуженное неодобрение избирателей. В частности, во время выступления по радио 4 июня он потряс общественность, заявив, что «никакое социалистическое правительство, контролирующее все сферы жизнедеятельности и экономики страны, не сможет позволить себе мириться с публичным выражением недовольства в форме неприкрытой, резкой и жестокой критики; ему придется прибегнуть к помощи своего рода гестапо»[44].