Уинстон Черчилль. Против течения. Оратор. Историк. Публицист. 1929-1939

На выдвинутые обвинения ответил не премьер-министр Рамсей Макдональд и не министр по делам Индии Уильям Уэджвуд Бенн (1877–1960) — парировать Черчиллю вызвался Стэнли Болдуин, тем самым дав понять, что Консервативная партия не согласна с мнением «уважаемого джентльмена, члена палаты общин от избирательного округа Эппинг»[258]. Это был грамотный тактический ход, правда, Болдуина немного подвело исполнение. Его выступление выглядело блекло на фоне продуманной и тщательно подготовленной речи Черчилля. Болдуин сорвал аплодисменты у лейбористов, но не смог получить одобрения у членов собственной партии. Заднескамеечники тори, оставленные в стороне во время подготовки декларации лорда Ирвина, не только прислушались, но и благосклонно отнеслись к доводам взбунтовавшегося коллеги. «Когда Уинстон начал выступать, у него не было особой поддержки, но постепенно, мы начали с большим одобрением относиться к тому, что он говорит», — признался лорду Ирвину его кузен Джордж Ричард Лейн-Фокс (1870–1947)[259].

Но для Болдуина мнение заднескамеечников было не столь важно. Его волновало другое: Черчилль сделал шаг в сторону, выбился из строя и публично поставил под сомнение правильность решений лидера своей партии. Такие вещи не остаются безнаказанными. Аутодафе последовало незамедлительно. На следующий день после обсуждений в парламенте к Черчиллю подошел его личный секретарь Патрик Джордж Бачен-Хепбёрн (1901–1974) и передал просьбу руководства тори об уходе неблагонадежного члена из состава теневого кабинета. Черчилль знал, что за его выступление ему несдобровать, но он не ожидал, что все произойдет так скоро и будет настолько существенно. Услышав это, он сначала покраснел, затем побелел. На его лице застыла недовольная гримаса. Он устремился в угол комнаты, схватил трость с серебряной рукояткой, подошел к Бачену-Хепбёрну, швырнул трость на стол и со свирепой миной уставился на собеседника. Затем выражение его лица стало меняться, на губах появилась улыбка. «Итак, Консервативная партия хочет избавиться от меня, — произнес он. — Хорошо. Я уйду тихо и сейчас»[260].

В тот же день Черчилль направил лидеру тори следующее манерное послание: «Уважаемый Болдуин, сейчас, когда наши расхождения по вопросам индийской политики стали достоянием общественности, я чувствую, что не должен больше посещать заседания вашего „делового комитета“^{13}, в состав которого вы были так добры приглашать меня до последнего времени. Я надеюсь и искренне верю, что неизбежные разногласия по политическим вопросам не повлияют на нашу дружбу, которая сформировалась между нами за последние шесть лет. Вряд ли мне следует добавлять, что я окажу вам любую помощь, которой буду располагать, для оппонирования социалистическому правительству в палате общин, и сделаю все от меня зависящее, чтобы обеспечить поражение лейбористов на всеобщих выборах»[261].

Болдуин ответил на следующий день, поблагодарив «дорогого Уинстона» за его «доброжелательное письмо». И хотя он выразил «сожаление в связи с вашим решением не посещать больше заседаний» теневого кабинета, он четко дал понять, что переживать по этому поводу не станет. «Я убежден, что вы приняли правильное решение в нынешних обстоятельствах», — заметил Болдуин, сказав этой фразой больше, чем последующими четырьмя абзацами слащавого политеса[262].

В 1931 году Черчилль направит в сторону Болдуина не одну стрелу. Но, по его же собственным словам, эти стрелы, хотя и были «острыми», «не содержали яда» Поэтому, «если они и кололи», то «не вызывая нагноения»[263].

По мере того как пропасть разногласий будет углубляться, ситуация изменится, и недовольство примет более резкую форму. А пока место Черчилля в теневом кабинете занял Невилл Чемберлен. Отныне главной надеждой поднявшего на консервативном корабле бунт политика стали единомышленники, которых было предостаточно. Другое дело, что с большинством из них Черчиллю было не по пути. Его новыми союзниками стали представители радикального крыла тори, так называемые «твердолобые». Объединяться с ними если и можно было, то лишь на непродолжительное время. Слишком настойчиво и слишком долго они критиковали Черчилля в недавнем прошлом, слишком консервативны они были, чтобы строить на взаимоотношении с ними прочный фундамент политического успеха в будущем, слишком они отдаляли его от умеренных членов партии, разрушая политическую платформу в настоящем. Но на тот момент Черчилль еще не до конца понимал опасность и недолговечность этого союза.